Леонид Панасенко - Танцы по-нестинарски

- Посмотри пока перевод, - сказала она. - Я тем временем накрою стол. Ляля ушла на кухню. Еще с детдома, с тех давних пор дежурств по пищеблоку, осталась у нее неистребимая привычка кормить всех подряд - его, друзей и гостей, своих учеников, полусонную девицу, которую третий год безуспешно натаскивала по английскому языку для поступления в вуз. Лахтин знал: пока он не поест, не будет ни разговора, ни тем более нежностей. Это было нечто вроде обязательного ритуала, причем приятного" потому что Ляля всегда старалась угодить ему, - вот и сейчас из кухни плыли дразнящие ароматы, и Лахтин их с удовольствием угадывал: картошка, для которой на сковородке поспевают хрустящие шкварки, свинина в кляре, свежий дух молодой редиски, душистый кофе, а ко всему этому его любимый коньяк "Коктебель" золотистый, мягкий на вкус, разгоняющий в жилах кровь.

Он: посмотрел перевод статьи из американского специального журнала, который сделала ему Ляля, и в который раз подивился ее аккуратности и добросовестности: семнадцать страниц машинописи, четыре экземпляра - вдруг еще кому понадобится...

- Спасибо, Мышка! - крикнул Лахтин. - Ты; у меня все-таки разбогатеешь. Завтра же соберу все твои переводы, оформлю договор...

Он осекся. Ляля стояла в двери и улыбалась.

- Я слышу это третий год, - сказала она и вздохнула так, будто привыкла уже, что ее обманывают все, кому не лень. - Не забывай также, что завтра ты еще в... Москве. В лучшем случае ты оттуда можешь вернуться вечером. Проводишь меня на, вокзал - и... вернешься из Москвы.

- Нет! Нет и нет! - Лахтин закрыл ее губы поцелуем, затем заговорил с упреком: - Все, что угодно, только не уезжай. Зачем тебе эта Мацеста? Я специально придумал поездку, чтобы побыть с тобой, а ты... Та эгоистка. Мышка.

- Но я третий год не отдыхаю - как ты этого не поймешь? - удивилась Ляля. - Да и подлечиться надо.

- А село? - капризно заявил Лахтин. - Ты по полтора месяца торчишь каждое лето в селе, а мне здесь хоть стреляйся от скуки.

- Там моя жизнь, - тихо сказала Ляля. - Там мама и Димка... Мальчик и так растет без матери. Кстати, я решила в этом году забрать Димку. Он уже в четвертый перешел - парень самостоятельный, проживет как-нибудь...

- Да, да, конечно, - неизвестно с чем согласился Лахтин. - Тебе виднее, как поступить. Просто мне тяжело сейчас: смерть матери, эта проклятая защита, Ольгины экзамены... А к тебе вошел - и будто все хлопоты за порогом остались.

- Пошли к столу, - вздохнула Ляля.

Он угадал все, точнее, почти все. На столе не было только коньяка вместо него стояли две бутылки "Монастырской избы".

"Это даже лучше, - подумал Лахтин. - По такой жаре боржоми надо пить". Он с удовлетворением отметил: вода холодная, из морозилки. Но все равно заведенный ранее порядок был нарушен, а тут еще разговоры Ляли о сыне, о ее завтрашнем отъезде - все это вызывало легкую досаду и недоумение: ну почему в мире нет ничего постоянного, неизменного, почему и здесь от него чего-то хотят, тревожат душу, которая в данный момент просит и требует одного - покоя?

Поздно ночью, устав сам и утомив Лялю ласками, Лахтин подарил ей дежурный поцелуй и вышел на лоджию перекурить. За Днепром - темным и почти невидимым - светились огни центра. Все сегодня было почти как всегда. И все же он чувствовал: что-то не так. То ли Мышка стала другой, более отчужденной, то-ли ему самому начала надоедать эта многолетняя связь.

"А чего, это тоже не исключено, - беспечно подумал Лахтин. - Ничто не вечно под луной... Может, в самом деле Ляльке пора заняться воспитанием сына, а мне, скажем, немного согреть своим вниманием девочку с холодными руками?.." Он вспомнил, как они познакомились.

Утром того дня ему позвонил Исай.

- Привет, старик, - сказал он. - Ты не забыл, чем славен этот день?

Сергей машинально глянул на календарь.

"У Исая день рождения, - вспомнил он, - совершенно вылетело из головы".

- Будь моя воля, - засмеялся он, - я бы этот день сделал общесоюзным выходным. Короче, я уступаю тебе Ее! Вчера весь вечер прощался, вдохновенно солгал Лахтин, тотчас придумав, что он подарит приятелю.

- Ты что - Тамару решил мне подарить?! - загоготал Исай. - А я возьму. Я такой!.. Кстати, не забудь - я вас жду вдвоем. В семь вечера. Или сразу после работы подъезжайте - посмотришь кое-какие диковинки.

- Тамара на сессии, - не без удовольствия сообщил Лахтин. - Так что я сегодня холостякую. Берегись, Исай, я переполовиню твой гарем.

- Так с чем же ты прощался?

- Это называется - от сердца оторвал. Она черненькая и необычайно соблазнительная. Ты как-то даже обещался украсть ее у меня.

Исай застонал:

- Замолчи, убийца. Я, кажется, начинаю догадываться, кто она. Но если ты обманешь...

Сергей не обманул.

Он пришел чуть позже, расцеловал именинника и вручил Исаю черный томик Томаса Вулфа. Просвещенная часть гостей застонала - кто от зависти, кто от восхищения. У Исая, как всегда, собралась куча народу. Многих Лахтин знал, но были и новые люди. Он перезнакомился со всеми и тут же забыл их имена, выделив из "толпы" двух женщин, которые были как будто сами по себе. Одну - расплывшуюся и томную - он встречал у Исая не раз. Особа эта работала по соседству, в книжном магазине. Лахтину она с самого начала показалась исключительно глупой. Таких женщин он избегал, как бы сильно его ни тянуло к ним. Сегодня "тянуло" как никогда, но Лахтин решительно поставил в уме крест на хозяйке книжной подсобки. Другую, маленькую женщину он тоже видел у Исая на прошлогоднем дне рождения. Но тогда он был с женой, а значит, был совсем другим человеком, и - о господи! - не увидел ни ее милой сдержанности, ни чистых, не знающих помады губ, ни высокой груди, которая порядком захмелевшего Лахтина воодушевила.

Теперь у Лахтина появилась цель.

Исай понял приятеля, улыбнулся ему.

"Токуешь? - спросил он взглядом и так же безмолвно одобрил: - Давай, старик, у тебя получается".

Лахтину понравился этот способ общения. "Изреченное слово есть ложь", вспомнил он чью-то мысль и тут же решил, что попробует объясниться с маленькой женщиной без слов. К чему, в самом деле, слова? Ведь его сейчас не интересует ни родство душ, ни ее духовный мир... Пусть моралисты как угодно бранятся, но в нем вспыхнуло что-то плотское... Животный инстинкт... Пока жив человек, он будет иногда ощущать слепой и властный зов, заставляющий, например, сохатого идти напролом сквозь чащу, не замечая нацеленных в него винтовок...

Начались танцы.

Лахтин молча пригласил свою Цель. Ему повезло - музыка шла медленно, кто-то из гостей выключил верхний свет и зажег бра.

Цель была в руках. Ее волосы пахли то ли сеном, то ли ромашкой, и Лахтин удивился этому не городскому запаху. Он сразу же объявил свое отношение к маленькой женщине. Кроме того, он намеренно чуть сильнее, чем принято, привлек ее к себе. И никаких слов! Не надо лгать! Сегодня он принципиально не хочет никому лгать. Тем более своей маленькой партнерше.