Айзек Азимов - Ранний Азимов (Сборник рассказов)

В его глазах читалась такая непоколебимость, что у Джонни поникли плечи. Замигала сигнальная лампочка, но землянин даже не шевельнулся.

— Ответь на сигнал, Тшонни, — мягко попросил Уллен. — Они явились са мной.

Мгновение спустя в комнате стало тесно от зеленых мундиров. Лишь доктор Торнинг и двое его спутников выделялись штатскими костюмами.

Уллен силился подняться на ноги.

— Коспота, я ничего не скашу. Я уше слышал, что вы пришли к вывоту, что я протаю свои снания — протаю са теньки! — Он плевался словами. Таково мне ещё не коворили. Если вам укотно, вы мошете арестовать меня неметленно, я не скашу больше ни слова… и я откасываюсь иметь тело с семным правительством в тальнейшем…

Офицер в зеленом мундире шагнул было вперед, но Торнинг движением руки отстранил его.

— Ну и ну, доктор Уллен, — весело произнес он, — стоит ли так кипятиться? Я просто пришел поинтересоваться, не вспомнили ли вы какой-нибудь дополнительный факт. Любой, хоть самый незначительный…

С трудом опираясь на подлокотники, Уллен тем не менее держался твердо и прямо. Его ответом было лишь ледяное молчание.

Доктор Торнинг невозмутимо присел на стол историка, взвесил в руке толстую стопку страниц.

— А-а, так об этой работе мне говорил молодой Брюстер? — Он с любопытством поглядел на рукопись. — Что ж, вы, конечно, понимаете, что ваша позиция может заставить правительство все это конфисковать.

— Та?

Волна ужаса смыла выражение непримиримости с лица Уллена. Он подался вперед, потянувшись к манускрипту, Физик отбросил прочь слабую руку марсианина:

— Руки прочь, доктор Уллен. О вашей работе я сам теперь позабочусь. Он зашуршал страницами. — Видите ли, если вас арестуют за измену, то ваша писанина станет криминалом.

— Криминалом! — Уллен уже не говорил, а хрипел. — Ток-тор Торнинк, вы сами не понимаете, что коворите. Это… это мой величайший трут. — Его голос окреп. — Пошалуйста, ток-тор Торнинк, верните мне мою рукопись.

Физик держал её возле самых дрожащих пальцев марсианина.

— Только если… — начал он.

— Но я ничево не снаю! — На побледневшем лице историка выступил пот. Голос срывался: — Покотите! Тайте мне время! Тайте мне восмошность потумать… и пошалуйста, оставьте мою рапоту в покое.

Палец физика больно уперся в плечо марсианского историка.

— Вам лучше помочь нам. Вашу писанину мы можем уничтожить за несколько секунд, если вы…

— Покотите, прошу вас. Кте-то — не помню кте — упоминалось, что в этом орущий тля некоторых электросхем применялся специальный металл, который портится от воты и востуха. Он…

— Святой Юпитер танцующий! — вырвалось у одного из спутников Торнинга. — Шеф, помните работу Аспартье пятилетней давности о натриевых схемах в аргонной атмосфере?..

Доктор Торнинг погрузился в размышления.

— Минуточку… минуточку… минуточку… Черт побери! Это же прямо в глаза лезло…

— Вспомнил, — неожиданно прохрипел Уллен. — Это пыло описано у Каристо. Он распирал патение Каллонии, и это пыло отним ис некативных факторов — нехватка этово металла, там он и ссылается на…

Но он обращался к пустой комнате. На некоторое время Уллен от изумления замолчал. Потом воскликнул:

— Моя рукопись!

Болезненно прихрамывая, он подобрал страницы, разбросанные по всему полу, и сложил вместе, бережно разглаживая каждый лист.

— Такие варвары… так опращаться с величайшим научным трутом!

Уллен выдвинул ещё один ящик, порылся в его содержимом и раздраженно задвинул на место.

— Тшонни, кута я сунул ту пиплиографию? Ты не вител ее? — Он покосился в сторону окна. — Тшонни!

— Уллен, погоди минуточку. Они уже близко, — отозвался Джонни Брюстер.

Улицы за окном ошеломляли буйством красок. Длинной, уверенно вышагивающей колонной двигался по проспекту цвет флота. В воздухе рябило от снегопада конфетти, от лент серпантина. Слышался монотонный и приглушенный рев толпы.

— Ах, это клупые люта, — задумчиво произнес Уллен. — Они так ше ратовались, кокта началась война, и токта тоше пыл парат. А теперь ещё отин. Смешно!

Он доковылял до своего кресла. Джонни последовал за ним.

— Ты знаешь, что правительство назвало звездный музей твоим именем?

— Та, — последовал сухой ответ. Уллен растерянно заглянул под стол. Мусей поевой славы имени Уллена, и там путет выставлено все трофейное орушие. Такова ваша странная семная привычка испольсовать претметы. Но кте, путь я проклят, эта пиплиография?

— Вот здесь, — ответил Джонни, извлекая документ из жилетного кармана Уллена. — Наша победа завоевана твоим оружием, это для тебя оно древнее, а для нас в самый раз.

— Попета! Ну конечно! Пока Венера не перевоорушится и не начнет новую порьпу за реванш. Вся история покасывает… латно, хватит на эту тему. — Он поудобнее устроился в кресле. — А теперь посволь продемонстрировать тепе потлинную попету. Посволь, я прочту тепе кое-что ис первово тома моей рапоты. Снаешь, она уше в напоре. Джонни рассмеялся:

— Смелей, Уллен. Теперь я готов прослушать все твои двенадцать томов слово за словом. Уллен ласково улыбнулся в ответ.

— Тумаю, это пойтет на польсу твоему интеллекту, — заметил он.

Тихонько напевая себе под нос, Олаф Джонсон оглядел пышную пихту в углу библиотеки, и его небесно-голубые глаза подернулись мечтательной дымкой. Библиотека была самым большим помещением в Куполе, но для его целей она подходила в самый раз. Порывшись в огромном посылочном ящике, Джонсон вдохновенно извлек на свет первую бумажную гирлянду.

Какая сентиментальная муха укусила руководство «Ганимед продактс инкорпорейтед», что оно выписало на Ганимед полный комплект рождественских украшений, Джонсон не знал и выяснять не стремился. Он вообще предпочитал держаться тише воды ниже травы. Добровольно вызвавшись отвечать за приготовления к празднику, он был вполне доволен своей долей.

Но вот библиотека озарилась тревожными сполохами — истерическое мигание сигнальных ламп означало общий сбор. Джонсон чертыхнулся, отложил молоток и свернутую в рулон гирлянду, вытряхнул из волос конфетти и понуро поплелся в административный отсек.

Когда Олаф вошел, комендант Скотт Пелхэм уже сидел в своем глубоком кресле во главе стола. Его толстые пальцы неритмично барабанили по стеклянной столешнице, глаза метали молнии. Джонсон, не дрогнув, встретил свирепый взгляд начальства, поскольку в его, Джонсона, епархии, никаких сбоев не случалось уже добрых двадцать циклов.

Помещение быстро заполнялось людьми. Пелхэм, окинув стол взглядом, мгновенно пересчитал присутствующих и сделался еще более серьезен.