Юрий Брайдер - Замок ужаса

— Ваши преступления тяжелы, — с трудом ворочая языком, пробормотал Сергей, которому казалось, что полет в черной бездне все еще продолжается, хотя на самом деле он стоял в двух шагах от стола, уронив голову и раскинув в стороны руки, словно распятый на невидимом кресте. — Но я думаю, что Космический трибунал учтет, что, совершая их, вы не могли отвечать за свои действия.

— Трибунал учтет?! — захохотал Карстенс. — Трибунал ничего не учтет! Живыми вы отсюда не уйдете! Что ж, спектакль окончен! Второй раз Сергей Коробкин от меня не спасется! А уж по косматым я никогда не промахивался. Напрасно стараешься, рыжая обезьяна! — Это относилось уже к Гарпагу. — Можешь пялиться на меня, как удав, до конца своей жизни, то есть еще минут пять. Это тебе уже не поможет.

— Я думал… вы просто больной человек… — Какая-то сила сдавливала грудь Сергея, и не позволяла ни пошевелиться, ни даже глубоко вздохнуть. — Тронувшийся от одиночества… одурманенный шебаутами… Я хотел вам помочь… спасти… Я ошибся… Вы даже и не человек… Вы выродок, чудовище… Никому, никогда не желал смерти… но вас задушил бы собственными руками…

— Жаль, — Карстенс облизал сухие губы и взял со стола отбойник. — Я хотел еще поболтать с вами. Гости у меня бывают не часто. Но если вы спешите — так и быть, начнем!

Ствол отбойника дернулся в сторону Сергея, но стремительно метнувшийся через всю комнату Гарпаг успел принять концентрированный гравитационный удар на себя. Огромное тело бхайлава словно переломилось и, как тряпичная кукла, отлетело к стене. Отбойник щелкнул, снова встав на боевой взвод.

— Получил чужое, косматый, сейчас получишь и свое, — прорычал Карстенс, обходя стол. — Как же, я прекрасно помню твоего сына. Он был первым, кого я заставил искать камни и первым, кто подох здесь…

Старик застонал и приподнял голову. Столько ненависти было в его взгляде, что Карстенс подавился словами. И в наступившей тишине негромко, но отчетливо, прозвучало короткое страшное заклинание — то самое, что некогда погубило императора Дракса, и хотя тогда его одновременно произнесли все хейджи, все кайтаки, все воруму, все горные шамарро и лесные аджуны — несколько миллионов отчаявшихся мужчин, безутешных вдов, голодных детей, — а теперь только один изувеченный, умирающий старик, это нисколько не убавило его силы.

В следующий момент в сейфе что-то оглушительно треснуло. Со звоном отлетела дверца. Стенки сейфа перекрашивались и оплывали, как будто были сделаны из воска, а не из прочнейшего в Галактике композиционного материала. Карстенс выронил отбойник и захрипел — мучительно и страшно, словно глотнул концентрированной серной кислоты и теперь пытался ее отхаркнуть. Схватившись за грудь, на которой расплывалось влажное голубое пятно, он, сшибая кресло, попятился в угол. Одежда на нем развалилась клочьями, сквозь пальцы сочилось уже не голубое, а ярко-алое. От сейфа осталась только куча праха, из которого торчали осколки каменного сосуда.

Сергей вышел наконец из оцепенения и бросился к телу Гарпага. Старик шептал что-то, но его слов нельзя было уже разобрать. На могучем торсе не было заметно никаких повреждений, но Сергей знал, что гравитационный удар оставляет следы только внутри — эмболия сосудов, разрывы легких, обширные кровоизлияния.

— Потерпи, — взмолился Сергей. — Сейчас я помогу тебе. Должна же где-то здесь остаться хоть капля живой воды.

— Ничего не трогай, — неожиданно ясным голосом произнес Гарпаг. Его пронзительные зеленоватые глаза быстро тускнели, превращаясь в мутное стекло. — Уходи отсюда… Быстрее… Здесь нет больше живой воды… Вся она стала мертвой…

Глухой стон вырвался из недр планеты и вознесся к облакам. В смертельном страхе разметались они, растаяли в потревоженном небе.

Земля дрогнула.

Стон еще тяжелее, еще горше прежнего вздыбил Шаман-камень, и вот медленно, но неостановимо эта миллионнолетняя глыба обмякла, расслоилась… рассыпалась в прах. Нутро земли взревело, заглушая гром сызнова творящегося Хаоса: треск сломанных деревьев, грохот дробящихся скал, рев взбесившейся реки, вой всего живого, почуявшего последний, смертный миг.

Из глубокой раны, отверзшейся там, где только что величаво высился Шаман-камень, ударил огненный фонтан, и пламя разлилось по морщинам земли, сглаживая их и очищая от грязи, что накопилась в течение лет, веков, тысячелетий.

Рыдания земли не смолкали. Чудилось, она корчится в родовых муках, выпуская погибель свою из собственного чрева.

Ширилась огненная рана, рассекая тайгу от моря Ламского до Урал-камня, и росла, росла…

Неведомые, потайные, глубинные токи взорвали оболочку планеты, вывернули ее, подобно заплесневелому чехлу, наизнанку, и там, внутри, сплющивались, смешивались моря и города, скалы и леса, люди и травы.

Все произошло мгновенно. Никто не успел спастись.

Новые океаны взбушевались, вспенились под пристальным взором почернелых небес.

А стон убившей себя и вновь родившейся планеты еще долго, долго колебал время и пространство.

Но и потом, потом…

Возвращались из Богородского около полуночи. Припозднились, ничего не скажешь! По-хорошему, остаться бы там ночевать, а завтра, по свету, и ехать. Тем более, суббота. Да Игорь и так всю неделю еле сдерживал нетерпение, дулся на Александру, что заманила его в эту командировку, а сегодня и вовсе был не в себе. Ну что же, законное беспокойство: в понедельник начинался вояж по краю международной группы телевизионщиков, а Игорь должен был сопровождать их и делать сюжеты для родного телевидения. Подготовиться, собраться надо? Надо. Это Александре было понятно. Одного она не понимала: почему сама не включена как журналист в группу сопровождения? И не первый уже раз ее обходят. Обидно ведь! Взяли этого мальчишку Войнаровского из редакции информации. Без году неделя на ТВ. А вот Александру, которая уже двенадцать лет…

Да ладно. Даже движением бровей не выдавала она своего недовольства Игорем, сегодня вот тоже безропотно поднялась из-за стола, щедро накрытого в их честь Михаилом Невре, героем ее будущего телеочерка, — и пустилась на ночь глядя в путь. Понятное дело, никто бы никуда, в том числе Игорь, не поехал, не будь здесь уже закончены съемки, да повезло ему!

И Игорь, чудилось, готов был нахлестывать «газик», чтоб, бежал быстрее. Петр Устиныч, осветитель и звукооператор в одном лице, как забрался на заднее сиденье, так и заснул мертвым сном. Водитель, Александрии тезка, мрачно молчал, более всех недовольный ночной поездкой. Строго говоря, уж коли Игорю так невтерпеж, мог бы уехать последним рейсовым автобусом…