Филип Фармер - Восстаньте из праха (перевод М. Ахманова)

— И вам, сэр Ричард Френсис Бартон, тоже можно было бы задать немало вопросов о вашей собственной жизни, в которой многое осталось неясным для ваших биографов. Например — была ли у вас на самом деле возлюбленная-персиянка, на которой вы хотели жениться? Правда ли, что ради нее вы собирались расстаться с Англией, пожертвовать положением в обществе и навсегда поселиться в Иране? Ходили слухи, что она погибла и что ее смерть вы оплакивали до конца своих дней.

Бартон вспыхнул и свирепо уставился на Фригейта. Они едва познакомились, а этот бесцеремонный янки уже задает такие глубоко личные вопросы... будит бередящие душу воспоминания... Этого нельзя простить!

Фригейт изменился в лице и поспешно отступил назад.

— Ну... ну... пусть, все это может подождать... я же понимаю... Но я тоже мог бы рассказать кое-что... Ваша жена, знаете ли, похоронила вас на католическом кладбище, с соблюдением всех обрядов... На католическом кладбище, представляете! Вас! Неверующего!

Глаза Руаха, прислушивавшегося к болтовне Фригейта, все больше и больше расширялись от изумления. Наконец, он прервал американца и вмешался в разговор:

— Так вы — Бартон, исследователь Востока и лингвист? Первооткрыватель озера Танганьика? Человек, который совершил паломничество в Мекку, переодевшись мусульманином? Переводчик «Тысячи и одной ночи»?

— У меня нет ни желания, ни нужды лгать вам. Да, это —

я.

Еврей плюнул в Бартона, но ветер отнес плевок в сторону.

— Ты — сукин сын! — закричал Лев Руах. — Ты — вонючий нацистский выродок! Я читал о тебе! Да, во многих отношениях ты был выдающимся человеком, готов это допустить. Но ты же — антисемит!

Бартон смутился.

— Мои враги, — сказал он, покачав головой, — распространили эти безосновательные и грязные слухи. Но любой, кому известны факты, кто знаком со мной, знает правду. А сейчас, я думаю, вам следовало бы...

— Так что же — это не вы написали «Еврей, Цыган и Эль-Ислам»? — спросил Руах, насмешливо улыбаясь.

— Я, — ответил Бартон. Его лицо раскраснелось, и когда он опустил глаза, то заметил, что кровь прилила даже к предплечьям и груди.

— А теперь — я хотел сказать это, но вы меня грубо перебили — теперь, мне кажется, вам лучше покинуть нас. Я не привык прощать оскорбления. Человек, осмелившийся говорить со мной подобным тоном, должен подкреплять свои слова действием. Но сейчас мы все находимся в необычной ситуации и, наверное, вы слишком возбуждены. И тем не менее — если вы немедленно не извинитесь или не уберетесь прочь, то здесь появится еще один труп.

Руах сжал кулаки и пристально посмотрел на Бартона, потом развернулся и пошел прочь.

— Кто такой нацист? — спросил Бартон у Фригейта.

Американец, как мог, объяснил.

— Мне нужно многое узнать о том, что случилось после моей смерти, — задумчиво произнес Бартон. — Этот человек ошибается, я — не нацист... Вы говорите, Англия стала второразрядной державой? Всего лишь через пятьдесят лет после моей смерти? Трудно в это поверить...

— Какой смысл мне лгать вам? — удивился янки. — К тому же, вы не должны огорчаться. В конце двадцатого столетия ваша родина возвысилась опять, причем весьма любопытным образом. Правда, было уже слишком поздно...

Слушая американца, Бартон испытывал гордость за свою страну. Хотя его заслуги не были оценены is Англии по достоинству, он без колебаний отдал бы за нее свою жизнь. И он всегда был предан королеве.

Неожиданно он произнес:

— Если вы догадались, кто я такой, почему вы ничего не сказали мне об этом?

— Я хотел иметь полную уверенность. Кроме того, у нас не было времени для общения, — ответил Фригейт. — Как и для всего прочего, — добавил он, покосившись на великолепную фигуру Алисы Харгривс.

—- О ней я тоже слышал, — сказал он. — Если она именно та женщина, о которой я думаю...

— Мне ничего о ней неизвестно, — прервал его Бартон и остановился; они уже поднялись на вершину первого холма. Здесь носильщики опустили тело на землю рядом с огромной красной сосной.

Тотчас же Казз, зажав в ладони кремневый нож, присел на корточки перед трупом. Он поднял голову и произнес нараспев несколько фраз — должно быть, молитву. Затем, прежде чем кто-нибудь успел его остановить, неандерталец вспорол живот мертвеца и вытащил печень.

Почти все вскрикнули от ужаса, и даже с губ Бартона слетел хриплый возглас. Глаза Моната округлились от изумления.

Казз впился огромными зубами в еще теплую, кровавую плоть и оторвал большой кусок. Полузакрыв глаза от наслаждения, он принялся пережевывать мясо своими мощными челюстями. Бартон непроизвольно шагнул вперед, протянув руку, словно хотел защититься от ужасного зрелища. Но Казз понял его совершенно иначе. Расплывшись в широкой улыбке, он оторвал кусок печени и протянул Бартону. Казалось, он был очень удивлен отказом.

— Каннибал! — вскричала Алиса Харгривс. — О, боже мой, кровожадный грязный каннибал! Вот она — загробная жизнь, которую нам даровали!

— Этот малый ничем не хуже наших собственных предков, — возразил Бартон. Он уже оправился от потрясения и теперь слегка забавлялся, наблюдая за реакцией остальных. В местности, где мало пищи, его действия в высшей степени практичны. Что ж, проблему погребения трупа можно считать решенной. В недалеком будущем — если, конечно, мы ошиблись в предназначении чаш — нам придется последовать примеру Казза.

— Никогда! — крикнула Алиса. — Раньше я умру!

— Вот это как раз и может случиться, — спокойно заметил Бартон. — А сейчас я предлагаю отойти подальше и оставить Казза наедине с его обедом. Хотя это зрелище не влияет на мой аппетит, я все же нахожу его застольные манеры столь же вульгарными, как и у пионеров дикого Запада. Или сельских священников, — добавил он, покосившись на Алису.

Они отошли подальше — так, чтобы Казза не было видно — и собрались позади одного из огромных, покрытых наростами деревьев.

— Я не хочу находиться с ним рядом! — дрожащим голосом произнесла Алиса. — Он — животное! Чудовищная, отвратительная тварь! Я не могу чувствовать себя в безопасности ни единой секунды, пока он находится тут!

— Вы просили у меня защиты, — сказал Бартон. — И я готов ее обеспечить, пока вы остаетесь членом нашей группы. Но вы должны подчиняться моим решениям. А я решил, что этот обезьяночеловек останется с нами. Мы нуждаемся в его силе и навыках, они могут оказаться спасительными для нас в этом примитивном мире. Мы должны стать первобытными людьми — следовательно, надо учиться у первобытного. Он останется — я сказал!

Алиса умоляюще посмотрела на остальных, Монат высоко поднял густые брови. Фригейт пожал плечами и мягко произнес: