Филип Фармер - Восстаньте из праха (перевод М. Ахманова)

Джон де Грейсток родился в наследственном владении Грей-стоков в графстве Камберленд. Он сопровождал Эдуарда во Францию и участвовал в том походе, когда королю удалось захватить Гасконь. Если верить Грейстоку, там он отличился в многочисленных рукопашных схватках. Позднее, став бароном, Грейсток заседал в парламенте, а затем снова отправился воевать в Гасконь. Он состоял в свите епископа Антонина Бека, патриарха Иерусалимского. Двадцать восьмой и двадцать девятый года правления Эдуарда он провел на севере, сражаясь с шотландцами. В 1305 году он умер, не оставив потомства. Его владения и титул барона перешли к его кузену Ральфу, сыну лорда Гримпторпа из Йоркшира.

Он восстал из мертвых где-то на берегах Реки, в местности, населенной англичанами и шотландцами 14 века с десятипроцентной примесью жителей древнегреческого полиса Сибариса. Напротив, за Рекой, обитали монголы эпохи Кубла-хана и какие-то смуглокожие люди неизвестного Грейстоку племени. Судя по его описанию, это были североамериканские индейцы.

На девятнадцатый день после Воскрешения дикари перебрались через Реку и атаковали англичан. По-видимому, причина нападения заключалась только в их врожденной воинственности, Оружием служили, в основном, палки и чаши, так как в той области было очень мало камня. Джон де Грейсток уложил десяток монголов своей чашей, но его ударили обломком булыжника по голове и проткнули бамбуковым копьем с обожженным на огне наконечником. Он снова пробудился к жизни, нагой, целый и невредимый, около этого грейлстоуна; рядом стояла его чаша.

Второй воскрешенный изложил свою историю, разыграв целую пантомиму. Он ловил рыбу, и его крючок заглотила какая-то тварь, настолько сильная, что она смогла утащить его в воду. Когда он попытался вынырнуть, то ударился головой о днище лодки и потерял сознание.

Итак, был получен ответ на вопрос, что происходит с теми, кого в этом мире настигает смерть. Оставалось, однако, неясным, почему они восстают из мертвых совсем в другой местности.

Вторым событием было отсутствие пищи в чашах после их зарядки в полдень. Вместо еды внутри каждого цилиндра находилось шесть кусков материи. Они были различного размера, разных цветов и толщины. Четыре предназначались, очевидно, для того, чтобы их носили на манер шотландских юбок-кильтов. Их можно было обернуть вокруг талии и застегнуть с помощью какого-то устройства, напоминающего магнитную кнопку. Оставшиеся два куска из более тонкого, почти прозрачного материала, скорее всего предназначались для нижнего белья, хотя их можно было использовать и для других целей. Ткань на ощупь казалась мягкой, но она выдерживала любые нагрузки, и ее не мог разрезать ни нож из бамбуковой пластины, ни острейшее лезвие из сланца.

Человечество издало громкий вопль восторга, обнаружив эти «покрывала». Хотя к этому времени и мужчины, и женщины привыкли — или, как минимум, смирились с наготой, натуры более утонченные или менее адаптабельные находили неэстетичным или даже отталкивающим вид человеческих гениталий, выставленных напоказ. Теперь у них имелись кильты, нагрудные повязки и тюрбаны. Последние должны были покрывать их головы, пока волосы не отрастут вновь.

Волосы росли всюду, где предназначено природой — кроме лица. Это очень огорчало Бартона. Он всегда гордился своими длинными усами и густой, раздвоенной бородой; как-то он заявил, что потеря этих знаков мужского достоинства делает его более нагим, чем отсутствие брюк.

Вильфреда рассмеялась и сказала:

— А я довольна, что они исчезли. Терпеть не могу эти колючие волосы на мужских подбородках. Целовать такого типа — все равно, что сунуть лицо в клочья рваного матраса.

Миновало шестьдесят дней. Судно перетащили по равнине к Реке на больших катках из стволов бамбука. Наступил день спуска «Хаджи» на воду. Катамаран состоял из двух бамбуковых корпусов с сильно заостренными носами, которые соединялись платформой. Между бушпритом и единственной мачтой корабля ставился дополнительный парус, выпуклый, как половинка воздушного шара. Высокая мачта несла переднее и заднее парусное вооружение; паруса были сотканы из бамбуковых волокон. Управление судном производилось с помощью большого соснового весла, так как установка настоящего руля и штурвала оказалась практически неосуществимой. В настоящий момент они располагали только сплетенными из травы канатами, значительно уступавшими леерам, которые можно было сделать из дубленой кожи и внутренностей некоторых крупных речных животных. На передней палубе, крепко привязанный к перилам, находился челнок, выдолбленный Каззом из соснового бревна.

Торжественную церемонию спуска судна на воду несколько подпортил Казз. Теперь он уже мог как-то изъясняться на ломаном английском с добавлением крепких словечек на арабском, итальянском и суахили, которые он подцепил у Бартона.

— Нужно... как назвать это?... ва аллах!... что за слово?... когда убить кого-нибудь, раньше класть лодку в воду... ты знаешь... мерд... нужное слово, Бартон-нак... дай нужное слово, Бартон-нак... слово... слово... когда убить человека для духа, для Каббурканакрубимсе... водяного духа... чтобы не утопил лодку... иначе рассердится... утопит и съест нас...

— Ты говоришь о жертве? — догадался Бартон.

— Благодарю кровью своей, Бартон-нак. Да! Жертва! Перерезать ему... ей... горло... положить в лодку... тереть его о дерево... чтобы дух воды не гневался на нас...

— Мы этого не сделаем, Казз, — покачал головой Бартон.

Казз долго спорил, но, наконец, согласился подняться на

палубу. Его лицо вытянулось, он заметно нервничал. Чтобы успокоить неандертальца, Бартон напомнил ему, что они не на Земле. Это совсем другой мир, в чем он легко может убедиться, бросив взгляд вокруг — особенно, посмотрев на звездное небо. Духи старой Земли не обитали в этой долине. Казз слушал и улыбался; однако он все еще выглядел так, словно ожидал появления из речных глубин чудовищной головы Каббурканакрубимсе, с зеленой бородой и выпученными рыбьими глазами.

Утром около корабля собралась большая толпа. Сюда пришли люди, жившие за многие мили вокруг — спуск судна на воду сулил необычное развлечение. Они кричали, смеялись, отпускали шутки; у всех было отличное настроение. Корабль еще стоял на берегу, когда Бартон, поднялся на его невысокий мостик и поднял руку, требуя тишины. Шум толпы замер, и он заговорил на итальянском.

— Беспечные мои собратья, друзья, поселившиеся в этой долине Земли Обетованной! Через несколько минут мы покинем вас...

— Если только эта лохань не перевернется! — пробормотал Фригейт.

— ...чтобы пуститься в путь вверх по Реке, против ветра и течения. Мы предпринимаем это тяжелое путешествие потому, что испытанные трудности всегда вознаграждаются сторицей, если верить поучениям наших земных моралистов --ну, а вы сами знаете, насколько им можно доверять.