Филип Фармер - Восстаньте из праха (перевод М. Ахманова)

Итак, у Них есть средства, чтобы видеть ночью на большом расстоянии и находить во время полета нужные им объекты.

Он приподнял голову из воды и ощутил на лице движение воздуха. Аппарат снижался.

— Вы, шакалы! — крикнул он, грозя кулаком. — Вы меня не получите! Никогда!

Он нырнул и резко пошел в глубину. Вода стала холоднее, барабанные перепонки пронзила острая боль. Его глаза были открыты, но он не видел ничего. Внезапно вода словно толкнула его в спину, и он понял, что этот перепад давления вызван огромным телом, погрузившимся в Реку.

Воздушный аппарат следовал за ним по пятам!

Теперь у него оставался лишь один выход. Пусть Им достанется его мертвое тело — и ничего больше! Он может снова ускользнуть от Них и очнуться где-то на берегах Реки, перехитрить Их, нанести свой ответный удар!

Он открыл рот и глубоко вдохнул воду.

Железный обруч перехватил его горло. Только огромным усилием воли он удержался от того, чтобы вновь не сомкнуть губы... не сопротивляться леденящему прикосновению смерти... Разумом он понимал, что будет жив снова, но клетки его тела не знали этого, не хотели знать. В этот последний момент они цеплялись за жизнь со всей силой древнего инстинкта; сейчас для них не существовало будущего. И они исторгали из его горла, сжатого тисками удушья, вопль отчаяния.

Йааааххх!

Крик поднял его с травы, словно подброшенного трамплином. Сейчас, в отличие от своего первого пробуждения, он не ощущал ни слабости, ни замешательства; он знал, чего ожидать. Он должен воскреснуть на травянистом берегу Реки, около грейл-стоуна. Так и произошло; но он не был готов к тому, что окажется прямо в толчее битвы — битвы, которую вели гиганты.

Его первым побуждением было найти оружие. Рядом с ним находилась только чаша, что неизменно сопутствовала каждому воскрешению, да стопка разноцветных покрывал. Он сделал один шаг и замер в ожидании, крепко сжимая ручку чаши. Если потребуется, он сможет использовать ее в качестве оружия. Чаша была легкой, но твердой; прочность ее превосходила всякое воображение.

Бартон огляделся. Похоже, эти чудовищные создания способны махать дубинами весь день без устали.

Большинство из них было, как минимум, восьмифутового роста, некоторые достигали девяти; ширина их массивных плеч, покрытых буграми мышц, составляла не меньше ярда. Тела великанов походили на человеческие, их белую кожу покрывала растительность — рыжеватая или бурая. Они не казались такими мохнатыми, как гориллы или шимпанзе, но волос на теле у них было гораздо больше, чем у любого из людей, которых когда-либо видел Бартон, а ему приходилось лицезреть некоторые экземпляры рода Гомо Сапиенс, поистине замечательные в данном отношении.

Но лица их выглядели непохожими на человеческие, искаженные напряжением борьбы, они напоминали оскаленные морды рычащих от ярости зверей. Низкие лбы переходили в мощные выступы надбровной кости, нависавшей подобно козырьку над глазами и сливавшейся с выпирающими вперед скулами. Хотя глаза не уступали размером человеческим, они, окруженные почти замкнутым в форме буквы «О» костяным выступом, казались крошечными на широких лицах. Невообразимой величины носы гигантов делали их похожими на собакоголовых обезьян.

При других обстоятельствах эти существа, несомненно восхитили бы и заинтересовали Бартона. Но не теперь. Утробный рев, исходивший из грудных клеток гориллоподобных размеров, напоминал львиный рык; чудовищные зубы были такой длины, что кадьякский медведь дважды подумал бы, прежде чем связываться с такой добычей. В кулаках, не уступавших по величине голове Бартона, они сжимали каменные топоры и дубины, подобные длинным и толстым оглоблям. Они размахивали своим оружием, и каждый удар по телу противника сопровождался треском ломающихся костей — словно раскалывалась дубовая колода. Иногда, правда, от удара ломалась дубина.

У Бартона было только одно мгновение, чтобы оглядеться по сторонам. Солнечный диск тут лишь наполовину поднимался над зубцами горных вершин на противоположном берегу Реки, тускло освещая местность. Воздух был гораздо холоднее, чем в любом другом месте долины — кроме, пожалуй, самых высоких предгорий, куда Бартону удавалось забираться в своих безуспешных попытках достигнуть вершины скалистого хребта. Он попытался прикинуть угол подъема солнца, но тут...

Один из победителей, только что уложивший врага ударом топора, огляделся вокруг в поисках нового противника — и увидел Бартона.

Глаза гиганта расширились. Какое-то время он казался удивленным или обескураженным; вероятно, ему никогда раньше не попадались подобные существа. Если это и было так, то удивление его длилось недолго. Гигант взревел, перепрыгнул через тело своего поверженного врага и бросился к Бартону, размахивая топором, которым можно было уложить слона.

Крепко сжав ручку чаши, Бартон пустился бежать. Потеря серого цилиндра тоже означала смерть. Без чаши он либо погибнет от истощения, либо будет вести полуголодное существование, перебиваясь рыбой и побегами бамбука.

Ему почти удалось уйти. Он стремительно проскользнул в щель между телами двух гигантов, вцепившихся друг другу в плечи; каждый из них старался бросить противника наземь. Он увернулся от израненного великана, отступавшего под градом яростных ударов палицы врага. Он уже ринулся к открытому пространству равнины — но тут оба борца свалились почти прямо на него.

Он реагировал достаточно быстро и успел выскользнуть из-под падающих тел, но рука одного из гигантов задела его левую щиколотку. Удар был так силен, что вогнал ногу в землю; он упал вперед, закричав от дикой боли. Его нога, очевидно, была сломана, мышцы и сухожилия — порваны.

Тем не менее Бартон попытался встать и добраться до Реки. Сделав это, он сможет уплыть — конечно, если не потеряет сознание от боли. Он успел дважды подпрыгнуть на правой ноге, когда огромная рука схватила его сзади.

Он взлетел в воздух, перевернулся и был пойман раньше, чем упал на землю.

Титан держал его на весу, вытянув во всю длину руки. Чудовищные, могучие пальцы сжимали грудь Бартона. Он не мог вдохнуть воздух, его ребра были вдавлены внутрь.

Несмотря на это, Бартон не бросил чашу. И теперь он начал колотить ею по плечу гиганта.

Легко, словно собирался прихлопнуть муху, колосс взмахнул топором; камень звякнул о металл, и серый цилиндр был выбит из рук Бартона.

Гигант оскалил зубы и согнул руку, чтобы поднести Бартона поближе. Бартон весил сто восемьдесят фунтов, но чудовищная рука даже не дрогнула.

На мгновение Бартон повис в воздухе, глядя прямо в бледноголубые глаза, утонувшие под надбровными дугами. Огромный нос, похожий на хобот, пронизывали синеватые жилки вен. Губы выдавались вперед, словно подпертые мощными челюстями — но нет, не в этом дело, решил Бартон — просто губы были очень толстыми.