Джон Уиндем - Миры Джона Уиндема, том 4

Для всех обитателей корабля, Фалкон стал маленьким, независимым миром, сильно ограниченным в пространстве и чрезвычайно недолговечным во времени.

Более того, это был мир с очень низким уровнем жизни; вкупе с нервотрепкой, постоянными срывами, скандалами, болезненным самолюбием, бесхребетностью и склочностью. Здесь находилась группа людей, где каждый был начеку, боясь, как бы его не обделили в дневном рационе, и, где тех крох, что съедали, едва хватало, чтобы заглушить голодное урчание в желудке. Ложась спать и просыпаясь ото сна, человек постоянно мечтал о еде.

Люди, стартовавшие с Земли здоровыми и полнокровными, стали теперь тощими и худыми, их лица посуровели и ожесточились, приобретя резкие черты, сменив свой нормальный цвет на землистую бледность, из которой лихорадочно сверкали безумные глаза. Они все испытывали болезненную немочь. Самые слабые безучастно лежали на своих койках. Более везучие каждый раз глядели на них с одним и тем же вопросом в глазах. Прочесть его было нетрудно: «До каких пор мы будем попусту тратить пищу на этого парня?

Похоже, он уже отмучился. Но пока никто умирать не собирался.

Как и предполагал капитан Винтерс, в один прекрасный день положение обострилось. Во всем виновата была укладка продуктов. Консервные банки с мясом в нескольких ящиках не выдержали колоссального давления остального груза, находящегося сверху, и лопнули во время взлета. В результате теперь они хаотично кружили в корабле по своим собственным орбитам. Узнай о случившемся люди, они не преминули бы их с удовольствием съесть и все. Но к несчастью, от консервов пришлось в тайне отказаться, поскольку груз бесследно исчез. И как – никто не знал. Все поиски на корабле оказались тщетны. К тому же большая часть неприкосновенного запаса состояла из обезвоженной пищи, для которой он не отваживался израсходовать нужное количество воды, поэтому несмотря на свою съедобность, еда буквально застревала в горле. Они просто решили добавлять концентрат к рациону, если превысят расчетный срок, и не слишком много. Среди груза нашлось немного съестных продуктов, которые несколько скрашивали их существование. В результате, ему пришлось уменьшить рацион, растянув его на семнадцать недель. Но не смотря на это, долго так продолжаться не могло.

Правда, сначала это привело бы к слабости и недоеданию, а не к бунту, но…

Джевонс, главный инженер, установил, что единственный способ обнаружить и исправить неполадки в боковых двигателях – это пробраться в двигательный отсек корабля. Из-за баков, крепившихся за головной частью и отделявших ее от остальных секций корабля, пробраться туда прямо из жилых отсеков оказалось невозможно.

К тому же, имеющимися в наличии инструментами было невозможно прорезать отверстие в борту корабля. Низкая температура космоса и теплопроводность металла буквально пожирали все тепло горелки, не давая ему причинить заметного ущерба прочной оболочке. По его мнению, самым лучшим в создавшейся ситуации было бы вообще обрезать дюзы левых двигателей. Да и спорить здесь было нечего – хуже от этого не будет, поскольку остальные двигатели корабля все равно оставались неуравновешенными левым бортом; но зато единственным существенным доводом против этого плана было то, что для резаков пришлось бы использовать драгоценный кислород. А это заставляло задуматься. Поэтому капитан временно наложил на все начинания крест, оставив их про запас.

– Хорошо же, – сказал угрюмо Джевонс. – Мы похожи на крыс в клетке, но мы с Боуменом постараемся ее открыть и сделаем все возможное, даже если собственной рукой отрежем себе путь обратно в корабль.

Капитан Винтерс дал добро – не то, чтобы он верил, что у них что-то выйдет, но это немного успокоило бы Джевонса и никому не причинило бы вреда. Поэтому Джевонс и Боумен по целым дням не вылезали из космических скафандров и наперекор судьбе упорно работали. Их успехи, едва заметные в начале, становились все ничтожнее и ничтожнее по мере того, как уходили силы.

Умер ли Боумен насильственной смертью, или нет, осталось тайной.

Известно, что он не доверял Джевонсу. Единственное, что заметили все, так это как вздрогнул корабль и по его корпусу пробежала затихающая вибрация.

Возможно, это была стычка. Но скорее всего, он поторопился и случайно коротким разрядом прожег в скафандре крошечное отверстие.

Первый раз за несколько недель открыли иллюминаторы и множество лиц уставилось в головокружительное вращение звезд. В поле зрения возник Боумен. Он безучастно плавал в дюжине ярдов от корабля. Его костюм сдулся и опал, а на левом рукаве в материале красовалась гигантская рваная дыра.

Сознание того, что вокруг тебя круг за кругом плавает труп товарища, словно маленькая луна вокруг планеты, далеко не способствовало изрядно пошатнувшемуся моральному духу экипажа. Сколько не отталкивай его, все равно труп будет вращаться вокруг корабля, возможно, лишь на чуть большем расстоянии. Может когда-нибудь для подобных случаев придумают соответствующий ритуал – скорее всего это будет маленькая ракета, которая унесет бренные останки в их последнее бесконечное путешествие. Так или иначе, ввиду отсутствия прецедентов, капитан Винтерс решил оказать телу соответствующие почести, взяв его обратно на борт. Как положено, холодильная камера служила для хранения остатков провизии, но несколько отделений уже пустовало…

После временного погребения миновали почти день и ночь, как вдруг над дверью рубки управления тихо звякнул звонок. Капитан осторожно промокнул последнюю запись в бортовом журнале и закрыл книгу.

– Войдите, – сказал он.

Дверь отворилась лишь настолько, чтобы в нее проскользнула Алиса Морган. Та вошла и проворно затворила ее за собой. Он был несколько удивлен, увидев ее. Она всегда старалась усердно держаться в тени и напомнила о себе лишь несколькими просьбами, которые передавала через мужа. Он заметил в ней некоторые перемены. Как и все она была изможденной, а в глазах сквозила тревога и озабоченность. К тому же она нервничала.

Пальцы ее худых рук постоянно мельтешили, сжимаясь и разжимаясь. Было ясно, что ее следовало подтолкнуть, чтобы она выложила, с чем пришла. Он ободряюще улыбнулся.

– Входите, садитесь, мисс Морган, – любезно предложил он.

Она пересекла комнату, слегка щелкая магнитными подошвами, и заняла указанное ей кресло. Сидела она напряженно, на самом краешке.

Для нее было слишком жестоко отправляться в такое путешествие, вновь отметил он. В конце концов она могла бы быть приятной милой маленькой игрушкой, но не более. Зачем этот глупец – муж сорвал ее с насиженного места – тихой, уютной заводи городских окраин, спокойного быта, жизни, где она была защищена от любых невзгод и тревог. Его удивило вновь, как она стойко и решительно выдержала так долго в условиях Фалкона. Видно судьба была к ней благосклонна. Он говорил с ней мягко и спокойно, а она напоминала настороженную птицу, готовую в любую минуту сорваться и умчаться прочь.