Марина Дяченко - Парусная птица. Сборник повестей, рассказов и сказок

Света разрыдалась.

— Я довел ребенка, — сказал Игорь в зловещей тишине, прерываемой Светиными всхлипываниями. — Я. Понятно. Может быть, это я забираю его с собой? «Присоединяюсь к выбору матери»… Может быть, это ты останешься одна, без надежды увидеть сына хоть раз в жизни?!

— Жалей себя, — злые слезы капали у Светы с подбородка. — Жалей.

— Ты его спросила? Чего он хочет? Прозябать в сером мирке твоей «Синицы», который выберут все больные, депрессивные, неуверенные в себе, слабые, безвольные… Ленивые! Бездарные! Среди них будет Димка? Ему там будет хорошо?

Чайник зафырчал, поводя кожистыми крыльями. Света выдернула из–под него горелку; чайник успокоился, пунктиром выпуская в потолок тонкую струйку пара.

— Ему будет хорошо, — сказала Света сквозь зубы. — Я об этом позабочусь.

* * *

Они опять орали на кухне.

Дима лежал на спине, закинув руки за голову, слушая шум дождя. Прошел понедельник, наступил вторник, а в воскресенье — Выбор.

Когда он вырастет… Он создаст свою информационную платформу. Свою собственную. Разработает программу и пойдет по дворам — собирать сторонников. Может быть, на это потребуется целая жизнь, — но когда его программу признают «дееспособной», и миллион человек на Земле согласится за нее голосовать — тогда Димкино изобретение зарегистрируют в Инфо–Избирательной комиссии.

А платформа будет простая. Люди, выбравшие Димкин «квадратик» на избирательной панели, навсегда откажутся делить свой мир на части. Пусть они спорят, ругаются, даже воюют — но остаются в одной мировой «капельке», в одном времени и пространстве. Тогда люди, проголосовавшие за разное, смогут оставаться вместе…

А как там феникс? Папа говорил, у них ограниченный ресурс. Они не могут восстанавливаться из пепла до бесконечности… И еще он говорил, что никакое человеческое чувство, даже самое сильное, не может длиться вечно…

«Процессы деления клеток лежат в основе роста и размножения любых организмов. У многоклеточных организмов с половым размножением различают два типа деления: митоз и мейоз. Главную роль в обоих типах деления играет самокопирование и распределение по дочерним клеткам носителей генов — хромосом…»

Сквозь нудное учительское бормотание прорвался вкрадчивый папин голос:

— Клетка бессмертна, Димочка, в отличие от нас. Ты видел, как танцуют хромосомы, когда приходит им время расходиться? Это таинство, это танец, они ходят по двое, а потом расстаются, потому что таковы законы природы…

Дима заснул, когда на часах было шесть, и дождь прекратился.

* * *

Горше предательства нет ничего.

Игорь сидел за рабочим столом, но работать не мог, разумеется. Уже неделю на фирме никто не работал — делились планами. Кто–то трещал взахлеб, рассказывая, как развернет свои таланты в новоизбранном мире. Кто–то — такие дураки тоже попадались — до сих пор не знал, что выбрать. Вокруг этих последних вечно собирались крикливые стайки бездельников — уговаривали, нахваливали свой выбор и едко высмеивали чужой.

Болтайте, думал Игорь. Там, куда я направляюсь, вас, бездельников, не будет. Рассасывайтесь по «Свободам», «Синицам», «Единству с природой» и прочим балластным мирам. Из всего отдела стоящих — трое–четверо человек, и они не болтают — сидят за столами, каждый занят делом… Или делает вид. Потому что работать в самом деле невозможно.

Игорю тридцать четыре года. Чего он достиг? Ну, скажем, не последний человек на фирме, хорошо оплачиваемый специалист… Но этого мало. По его возможностям — отвратительно слабые результаты. Он готов на большее, и он годится на большее — после Выбора. В новых, гораздо более жестких условиях.

Стоит ли жениться второй раз?

Нет. Семья превратится в обузу… В двадцать два завел ребенка — провалил аспирантуру. Теперь ему тридцать четыре, он по–прежнему молод, только стал умнее и крепче…

Он поднял глаза. К уголку монитора лепилась скотчем Димкина фотография; поперхнувшись, Игорь встал. Налетел на Леночку, секретаршу, расписывающую кому–то прелести «Единства с природой». Вышел, не извинившись, натыкаясь на дверные косяки, будто слепой.

Димка был страшно похож на Игоря в детстве. Совершенно тот же взгляд; ловя в лице сына свои черты, Игорь всегда гордился.

Теперь ему было худо.

Проглянуло солнце — впервые за несколько дней. Игорь шел, обходя побеги мухоедок, пробившиеся сквозь асфальт. Мухоедки этой осенью не брезговали ни комарами, ни припозднившимися пчелами. Дрянь мирок, в этом Света права. Когда они вместе выбирали «Любителей цветов», все виделось по–другому…

Что там твердили агитаторы про «ответственность выбора»?! В те времена модным считалось голосовать за «Покой и порядок», но Игорь и Света — и с ними маленький Димка — выбрали «Любителей цветов», и сразу из кабинки на избирательном пункте шагнули в новую реальность — ту, где победили «Цветы».

Мир оказался странным. Слишком абстрактная идея лежала в его основе, слишком непохожие люди его избрали — по разным причинам. Информационная среда, как могла, затягивала логические дыры; отсюда сколопендры на улицах, все эти мухоедки, растущие из асфальта, дома–бутоны и дома–батоны, да вот хоть бы и фениксы…

Пару лет назад Димка просил феникса. Просил страстно, но Игорь не мог эту тварь достать, а потому «сыграл воспитателя»: заявил, что Дима такого подарка не достоин, учится средне, не видит цели в жизни… Интересно: добудь тогда Игорь феникса и подари сыну — это сыграло бы роль? Изменило бы судьбу, смог бы Дима ответить нотариусу: «соглашаюсь с выбором отца»?!

Из–за угла показалась сколопендра. Она была хвостом в тени, а мордой уже на солнце, поэтому Игорь привычно замер. Сколопендра пересекла тротуар и исчезла в зарослях колючих кустов напротив.

Нельзя купить сына. Нельзя купить любовь, она живет какое–то время, как человек… И умирает. Только клетка бессмертна. Клетка делится, и делится еще, из одного старого выходит два молодых, и четыре молодых, и так, в геометрической прогрессии, целая площадь молодых, довольных, сильных организмов на месте одного дряхлого, усталого старика…

Ноги привели Игоря к школе. Уроки еще не закончились, но Длинный Славка и двое его приятелей сидели на спинке скамейки, поставив ноги на сиденье, и ели из кульков что–то малоаппетитное, перемазанное томатом.

— Эй, юноши, скоро звонок? — крикнул Игорь тем иронично–командным тоном, который только и возможен при вынужденном разговоре с трудными подростками.

Сидевший справа хмыкнул. Сидевший слева почесал нос. Длинный Славка подумал и ответил:

— Через двадцать минут.

На запястье у него была намотана железная цепочка.

Игорь поплелся обратно. Навстречу шла Света; Игорь остановился. Она идет, она нашла его, она скажет, что передумала…