Марина Дяченко - Парусная птица. Сборник повестей, рассказов и сказок

Начинался рассвет.

Через несколько минут директор Войков, пьяненький и благодушный, получит ужасную весть: «Империя зверей» пуста. Во всем зоопарке остались только обезьяны, водоплавающие птицы и деревенский скот.

Через несколько часов взорвутся информационые агентства: сенсация! Ужас! Провал! Победа!

В комнату заглянул Максим. Нервно, по–птичьему, дернул головой:

— Покровский звонил… У них все о'кей.

Игрейна кивнула.

У Марковых очень маленькая квартира. Зато у соседей, Покровских, на даче есть бетонный бассейн, и вот там–то сейчас и плавают, согласно последним сведениям, Одетта, Одилия и Яшка.

Труднее всего со слонами. Но и для них нашелся какой–то ангар из–под какого–то самолета.

И носорогов забрали в деревню.

Прав был завхоз Петр Иванович: вся защита зоопарка навешена снаружи. Чтобы кто–то не украл, не вошел, не навредил… А вот ситуацию, когда обитатели загонов и вольеров одновременно ломанутся на свободу… И каждый из них твердо будет знать, куда идти и кто его встретит… И все они станут выбираться из отмеченных на карте дверей и дыр в заборе, а там уже будут ждать легковушки, грузовики, даже огромные фуры… Такую ситуацию никто, конечно же, не предусмотрел.

Со слонами, конечно, труднее всего. А вот лев Султан, говорят, поместился в машине «Волга», лег на заднем сиденье и плотнее вжимался в дерматин, когда проезжали мимо поста ГАИ…

Звери не подкачали. А вот Игнат Синицын струсил, не приехал… А может, у него «жигуль» сломался? И ничего, вышли из положения. Пять волчиц на заднем сиденье и две на переднем, тонированное стекло — поехали! Если кто чего и заметил — решил, наверное, что померещилось по пьяни…

Змей увозили на велосипеде. В рюкзаке.

Жираф ехал в самосвале. Лежа.

А Ротбарда унесли в чехле от байдарки. Едва дотащили… Как болит спина!

Крокодил шевельнулся. В его глазах Игрейне померещилось сострадание.

— Я не боюсь, — сказала Игрейна. — Я… может быть, мы все–таки поспешили? Может быть… в конце концов, там у вас были все условия для жизни… а теперь…

Неведомо как, но крокодилья морда выразила чудовищную брезгливость.

— Я понимаю, — быстро добавила Игрейна. — Все это… это…

Она замолчала. Крокодил переступил с лапы на лапу и случайно задел хвостом край бассейна. Пачка сигарет, оставленная на надувном бортике, свалилась в воду и скользнула прямо под крокодилье брюхо. Игрейна, поколебавшись, протянула руку, нащупала размокшие сигареты, вытащила и снова положила на бортик. Крокодил благодарно вздохнул.

— А если, — снова начала Игрейна. — А если не сработает? Если они окажутся сильнее? Войков с его связями… И эти двое…

Не окажутся, — сказал Макс за ее спиной. — А даже если и… неужели ты жалеешь? Неужели мы… могли как–то по–другому?.. Оставить их в этих «Командах», «Стаях», «Гаремах»?

Ротбард плеснул хвостом, поднимая брызги к облупившемуся потолку. Зубами выловил карандаш, плывущий по поверхности бассейна; зажал в углу пасти, как курительную трубку. Ткнул концом карандаша в клавиатуру компьютера, свисающую с бортика у самой воды:

«Иг… не бо…ся», — поползли по монитору буквы.

— Господи, — пробормотала Игрейна сквозь слезы. — Это ты, крокодил, меня утешаешь?!

Ротбард разинул пасть, издал звук, похожий одновременно на смех и на кашель. Подобрал выпавший карандаш; снова потянулся к клавиатуре:

«Разум».

На этот раз он смог набрать пять букв без пропуска и без ошибки.

ПРОЛОГ

Высокая трава ходила волнами — тяжелая от сока, темная, густая. От терпкого травяного запаха мутилось в голове. Кими–Полевой вел свой маленький дозор сотни раз исхоженной тропкой, вдоль границы, вдоль линии маячков. После ночной грозы следовало проявить бдительность — и возвратиться на заставу в твердой уверенности, что ни один маячок не пострадал.

Кими должны были отпустить домой еще месяц назад. Срок его службы закончился и того раньше — весной; Кими готовился поступить в инженерную школу, носившую имя его деда, Арти–Полевого. Но приемные экзамены закончились, а служба продолжалась, никто не собирался демобилизовывать Кимин призыв, хотя на заставе полным–полно было первогодков, неумелых, но старательных, вот как те двое, что шли сейчас за Кими, будто за поводырем след в след.

Ото всех троих разило дегтем. Все трое парились в пропитанных спецсоставом комбинезонах; едкая вонь должна была скрывать их собственный запах — на случай, если линия маячков все–таки повреждена. Правда, Кими знал, что пропитка помогает лишь в трех случаях из десяти. Волки без труда связывают вонь комбинезонов и запах жертвы.

Волки.

Для тех двоих, что шли за ним след в след, эта было просто страшное слово. Волков они видели только на учебке, издали — в подзорную трубу. Кими тоже никогда в жизни не видел вблизи настоящего волка — но три сезона на заставе давали ему право думать о первогодках снисходительно, свысока.

Трава ходила ходуном справа и слева от тропинки. По левую руку, на расстоянии трех волчьих бросков (теперь я долго еще буду мерить расстояния волчьими бросками, подумал Кими), тянулся осыпавшийся ров, обозначавший границу. И через каждые сто шагов — изобретение великого Киминого деда, отпугивающий маячок, поставивший точку в извечной борьбе с волками.

Кими ничего не стоило отвертеться от призыва. На мать сказала, что их семья на виду. Что внук великого Арти–Полевого должен служить.

Ветер носился над полем, теплый мирный ветер, и в потоках его сливались тысячи запахов и запах пыльцы, и запах комбинезона, и специфический запах маячков. Казалось, по верхушкам травы можно проплыть на лодке, только вода опасна, а зеленая стихия не утопит, не предаст.

Кими оглянулся на первогодков; тот, что пониже ростом, жадно раздувал ноздри. Тот, что повыше, жевал травинку, и, судя по зеленому соку в уголках рта, далеко не первую. «Не положено», — хотел сказать Кими, но не сказал; сегодняшнее утро настраивало на исключительно мирный лад. Роса, ветер, запахи трав… А первогодков к тому же плохо кормят. Туда, где Кими вырос, зеленую траву привозили в брикетах. Сестры не поверят, когда он расскажет им о бушующем сочном…

Кими вздрогнул и замедлил шаг. Остановился, пытаясь сообразить, что именно его насторожило. Поколения его предков — давно, сотни лет назад вот так же замирали посреди пастбища, не умея объяснить себе, что случилось. И мгновение спустя, так и не получив объяснения, бросались бежать, и некоторые из них оставались в живых. Стиснув зубы, Кими подавил позыв к немедленному бегству. Жестом велел первогодкам замереть — и прислушался, вскинув к плечу самострел. Наверное, новобранцы решили, что он тренирует их, или хочет испытать, или просто форсит; краем глаза Кими увидел, что долговязый не спешит выпустить изо рта недожеванную травинку. Все маячки, сколько мог видеть глаз, были в исправности, вращались флюгерами на остриях мачт, а значит, ни заставе, ни дозору ничего не угрожало…