Ева Джонс - Вино грез

— Вот почему телепаты вынудили нас прибегнуть к Минимаксу, — добавил Мур. — Телепаты делают напрасной всякую стратегию, надо действовать недетерминированно, случайно. Надо, чтобы вы не знали, что будете делать в следующий момент, действовать вслепую. Проблема в том, как сделать недетерминированной стратегию, которая, тем не менее, приведет вас к стоящей перед вами цели.

— Раньше, — продолжал Веррик, — убийцы старались найти способ, позволяющий принимать непредсказуемые решения. Они использовали своеобразную стратегическую игру в убийство. На шахматной доске можно составить большое число комбинаций, представляющих массу решений или комбинаций решений. Убийца бросал номер, читал результат и поступал по заранее предусмотренному коду. Телепаты не могли знать, какой номер выпадет. Но этого было недостаточно. Убийца следовал тактике Минимакса, но все равно проигрывал: телепаты играли тоже, но их было восемьдесят, а он один. Статистически он должен был проиграть, за исключением очень редких случаев. Да, Феллье, например, удалось проникнуть в Директорию. Он, открывая наугад «Закат и падение Римской империи» Гиббона, принимал решения с помощью комплексной интерпретации тем, на которые попадал.

— Выходом, безусловно, является Пеллиг, — провозгласил Мур. — Мы имеем двадцать четыре различных ума, между которыми не будет установлено никаких контактов. Каждый из этих двадцати четырех мужчин и женщин будет сидеть здесь, в Фарбене, изолированные от всех остальных, но соединенных с механизмом реализации. Через неправильные интервалы мы подключаем какой — нибудь ум, случайным образом среди операторов. Каждый из последних имеет четко выраженную стратегию. Но никто не будет знать, какая стратегия и какой образ действий будет избран в момент начала игры. Телепаты не будут иметь никакой возможности узнать, что станет делать Пеллиг в следующую минуту.

Бентли ощутил дрожь восхищения перед этим техником с безжалостной логикой.

— Неплохо, — сказал он.

— Вот видите, — с гордостью произнес Мур. — Пеллиг — это частица Гейзенберга. Телепаты смогут определить его траекторию прямо на Картрайта. Но не его скорость. Никто не будет знать, в какой точке этой траектории он окажется в заданный момент времени.

Квартира Элеоноры Стивенс находилась в квартале, где жили классифицированные Холма Фарбен. Это было несколько комнат приятного вида.

Бентли окинул их оценивающим взглядом, пока Элеонора наводила порядок.

— Я только что переехала сюда, — сказала она.

— Где Мур?

— Где — нибудь дома, я думаю.

— Я полагал, что ты живешь с ним.

— В настоящее время — нет.

Элеонора повернула регулятор прозрачности стены.

Холодные звезды в ночном небе, движущиеся искры и освещенные очертания Холма постепенно побледнели и исчезли. Элеонора искоса бросила на него смущенный взгляд.

— Честно говоря, в настоящее время я ни с кем не живу.

— Как это прискорбно, — сказал Бентли. Он, в свою очередь, смутился. — Я этого не знал.

Элеонора пожала плечами — светящиеся глаза и дрожащие губы — улыбнулась ему.

— Грустная ситуация, правда? После Мура я жила с другим исследователем из лаборатории, кстати, другом Мура, потом с одним экономистом. Не забывай, что я была телепаткой. Большинство мужчин не хотят жить с телепатками, и я, разумеется, никогда не принадлежала никому из членов корпуса.

— Теперь это в прошлом.

— О, да! — Вдруг замолчав и задумавшись, она сделала круг по комнате, с глубоко засунутыми в карманы руками. — Мне кажется, что я испортила себе жизнь. Телепатия никогда не интересовала меня, но у меня не было другого выбора, кроме как подвергнуться тренировкам, либо пойти на операцию. Кроме того, у меня не было никакой классификации, и мне светило рабочее поле. Если Веррик выбросит меня это будет конец всему Я не могу вернуться в Корпус, с другой стороны, я не знаю как бы я могла преуспеть в Игре. — Она умоляюще посмотрела на Бентли. — Тэд, это ничего для тебя, что я независима?

— Абсолютно ничего.

— Наверное, это кажется забавным: быть таким образом свободной. Я совершенно одна, без единой связи. Это жестоко, Тэд. Я не могла не последовать за Верриком. Это единственный человек, рядом с которым я чувствую себя в полной безопасности Но это отрезало меня от моей семьи. — Она патетически взмахнула руками. — Я теперь не могу быть одна. Я боюсь.

— Не надо бояться. Сопротивляйся им.

— Я не могу, — сказала она, вздрогнув. — Как тебе удается так жить? Ведь надо от чего — то зависеть, быть чьим — то протеже. Это холодный и враждебный мир, лишенный всякого тепла. Знаешь, что произойдет, если ты сорвешься?

— Знаю.

— Думаю, я должна была остаться в Корпусе. Но я ненавижу это. Без конца следить, слушать, что происходит в умах других. Ты уже больше не живешь, ты уже не являешься самостоятельным индивидом, ты есть часть одного общего организма. Ты более не можешь ни любить, ни ненавидеть. Есть только работа, причем ты делаешь ее совместно с еще двадцатью четырьмя другими людьми типа Вейкмана.

— Ты хочешь быть одна, но в то же время боишься этого.

— Я хочу быть сама собой! Но не одна. Я ненавижу просыпаться утром и видеть, что рядом со мной никого нет. Я ненавижу возвращаться в пустую квартиру. Есть в одиночестве, готовить и вести хозяйство только для себя самой. Зажигать свет, опускать ставни, смотреть телевизор, сидеть, ничего не делая, думать.

— Ты молода. Привыкнешь к этому.

— Нет, я к этому никогда не привыкну!. — Пронизывающим взглядом она в упор посмотрела на него и отбросила назад свою огненно — рыжую гриву. — Начиная с шестнадцати лет, я жила со многими мужчинами. Даже не помню, сколько их было. Я встречала их на работе, как тебя, на приемах, у друзей. Какое — то время мы живем вместе, потом становимся раздражительными. Всегда что — то происходит. Это никогда не продолжается долго. — Ужас вновь заставил ее вздрогнуть сильнее, чем раньше. — Они уходят. Они остаются на какое — то время, а затем уходят, оставляя меня одну. Или же они выгоняют меня.

— Это бывает, — сказал Бентли.

Погруженный в собственные мысли, он с трудом следил за тем, что она говорила.

— Когда — нибудь я найду среди них одного, — горячо произнесла Элеонора. — Ведь правда? Мне только девятнадцать лет Несмотря на мой небольшой жизненный опыт я не так уж плохо устроилась. Веррик мне покровительствует Я знаю, что могу довериться ему.

Бентли вышел из оцепенения.

— Ты предлагаешь мне жить с тобой?

Элеонора покраснела.

— Ну а ты бы хотел?

Он не ответил.

— Что с тобой? — настойчиво спросила Элеонора. В ее глазах заблестела обида.

— Это с тобой не связано. — Бентли отвернулся от нее, подошел к стене и снова сделал ее прозрачной. — Холм красив ночью. Глядя на него, никогда не догадываешься, чем он является на самом деле.