Джон Уиндэм - Планета в подарок

Они продолжали сидеть в молчании, размышляя каждый о своем.

Алан испытывал огромное облегчение — его смутные предчувствия и опасения наконец-то приняли осязаемую форму, возник план конкретных действий. Беседа с тестем произвела на него сильное впечатление. Тот, словно волшебник, ответил разом на все вопросы, мучившие юношу. Алан хотел было возобновить разговор, но тут увидел Анджелу, пересекающую лужайку.

Она опустилась в кресло рядом с мужем и попросила сигарету, Зеллаби протянул ей пачку.

Некоторое время мужчины наблюдали за тем, как она нервно затягивается.

— Что-то не так? — спросил Зеллаби.

— Я еще не уверена в этом. Только что звонила Маргарет Хексби. Она уехала.

Брови Зеллаби взметнулись.

— Ты имеешь в виду, из Мидвича?

— Да, она говорила из Лондона.

— Ум — гу, — сказал Зеллаби и задумался. Алан спросил, кто такая Маргарет Хексби.

— Прошу прощения. Вы с ней не встречались. Одна из бывших сотрудниц Кримма. Очень талантлива, насколько я поняла… Доктор Маргарет Хексби из Лондона.

— Одна из них? — поинтересовался Алан.

— Из самых «обиженных», — ответила Анджела. — Так сказать, решила покончить с этим делом и уехала, оставив Ребенка на попечение Мидвича. А для официального заявления посчитала меня самым подходящим человеком и просила все уладить.

— Где Ребенок теперь?

— Там же, в доме миссис Дори.

— Так что, она просто взяла и ушла?

— Вот именно. И миссис Дори еще об этом не знает. Вот мне и придется пойти и все ей рассказать.

— Не хотел бы я оказаться в такой ситуации, — сказал Зеллаби. — Могу представить, каково женщинам, которым оставляют своих детишек эти кукушки. Они вполне способны вышвырнуть их на улицу, пока девушки с фермы не смотались из Мидвича, как Хаксби. Может, подождать возвращения Кримма? В конце концов, Мидвич не обязан нести ответственности за этих женщин. Да и одуматься она может.

Алан покачал головой.

— Сомнительно, по крайней мере касательно этой мадам. Она прекрасно отдает себе отчет в своих действиях. Ее линия поведения и отношение к своему положению — она сама в Мидвич не просилась, ее сюда направили. Отправь ее, к примеру, в район, зараженный желтой лихорадкой и работодатель нес бы ответственность за все осложнения, могущие возникнуть по ходу дела. А так, она оказалась здесь и пришла к выводу — выпутывайтесь, дескать, сами.

— Хм, — сказал Зеллаби. — Однако высшие круги могут не принять и не понять такого сопротивления…

— Тем не менее, это ее решение. Она оставляет Ребенка, потому что считает себя не более ответственной за него, чем если бы его подбросили к ее двери. Отсюда вывод — нечего из-за этого ломать себе жизнь, бросать работу, науку и заниматься детскими пеленками. Она говорит, что даже не хочет знать, кто виноват: Мидвич или Ферма, это не ее дело. Она даже пенса не заплатит, пока соответствующие инстанции не заставят. И тогда миссис Дорри или другая добрая душа, которая приютит ребенка, будет регулярно получать два фунта в неделю.

— Пожалуй, что так, моя дорогая. Она все продумала. И это следовало предусмотреть. Я считаю, что ответственность за Детей должна быть установлена законом. Так что — привлекать ее к суду?

— Кто знает? Но она, пожалуй, предусмотрела и такую возможность. И если процесс все же состоится, она так просто не сдастся. Медицинское освидетельствование установит, что в роли матери ей довелось быть не по своей воле. Отсюда — никакой ответственности она не несет. Вот так. Ну, а не получится так, она сама возбудит дело за нанесение оскорбления и причинение ущерба.

— Будет довольно забавно.

— Впрочем, она полагает, что дело до суда не дойдет.

— И в этом она права, — согласился Зеллаби. — Мы делали и делаем все возможное, чтобы сохранить нашу историю в тайне. А процесс такого толка соберет журналистскую шушеру со всего мира. Бедняга Кримм и полковник Бернард. Интересно, хватит ли их власти теперь?

Зеллаби задумался.

— Дорогая, я только что говорил с Аланом о возможности увезти отсюда Ферелин. При нынешнем положении это просто необходимо ускорить. Пройдет не так много времени, и о поступке Маргарет Хаксби станет известно всему городу и ее примеру последуют многие.

— Кто-то и вправду последует, — согласилась Анджела.

— Надо подумать, что можно сделать, чтобы это предотвратить. Как думаешь?

— Вмешается общественное мнение.

— Дело не в общественности, дорогая. А если вдруг выяснится, что Дети не желают оставаться в Мидвиче одни, как не желают покидать его?

— Ты, похоже, впрямь в этом уверен.

— Не знаю. Я только пытаюсь представить себя на их месте. Они должны стараться всячески противостоять дискомфорту и противодействовать снижению внимания родителей по отношению к ним. И совсем не обязательно быть кукушонком, чтобы осознавать такую необходимость. Это всего лишь предположение, но стоит того, чтобы призадуматься.

— Как бы то ни было, а Ферелин лучше подальше уехать из Мидвича, — сказала Анджела. — Пусть попробует уехать недели на две — три, а там посмотрим, — обратилась она к Алану.

— Хорошо, с этого и начнем, — ответил Алан. — Где Ферелин?

— Наверное, на веранде.

Алан пересек лужайку и исчез за углом дома. Зеллаби проводил его взглядом, а затем повернулся к жене.

— Мне кажется, не все так страшно, — сказала Анджела. — Естественно, Ферелин захочет остаться с Ребенком. У нее слишком развито чувство ответственности. А тут еще это… Она очень устала.

— А сильно ли она привязана к Ребенку?

— Трудно сказать. Традиции, общественное мнение давят на нее. Хотя каждый должен исходить в своих действиях от голоса совести и из личных убеждений.

— Так как же поступит Ферелин? — напряженно спросил Зеллаби.

— Она натерпелась, вынашивая Ребенка — своего ребенка. Теперь же ей придется осознать, что золотоглазый — не ее сын, стало быть не она его мать. Тут есть о чем подумать.

Несколько минут она задумчиво молчала, устремив свой взор куда-то вдаль.

— Каждый день перед отходом ко сну я молюсь. Не знаю, слышит ли Бог мои молитвы, но я благодарна Господу за своего ребенка.

Зеллаби нежно взял ее за руку.

— Любой биологический вид борется за выживание и использует для этого любые возможные средства, даже самые грязные..

— Что у тебя на уме, Гордон?

— Кукушата. Они настойчивы в стремлении выжить. Есть только единственный способ избавить от них гнездо. А ведь я — гуманист.

— Да, Гордон.

— Более того, я цивилизованный человек. И я не могу одобрить некоторые вполне очевидные и необходимые вещи. То же могу сказать о об остальных. В результате: мы, как бедные пеночки, будем выкармливать инопланетных чудищ, предав тем самым собственную культуру. Странно, не так ли? Люди способны без всяких угрызений совести топить котят и в тоже время заботливо взращивать совсем уж чужеродных существ.