Тим Пауэрс - Двенадцать часов тьмы (Врата Анубиса - 2)

- Простите... прошу прощения... - в замешательстве бормотал Дойль, сползая со стола.

- Будь я проклят! - вскричал тип с выпученными глазами, промокая забрызганную сорочку салфеткой. - Что это за чертовы шутки? - Все понемногу оправлялись от первого шока, и настроение у них было нельзя сказать чтобы дружелюбное.

- Это все колдовство вонючее, - услышал Дойль чей-то голос. - Их надо арестовать.

Ромени тоже слез со стола и простер руки столь властным жестом, что все невольно попятились.

- Взрыв, видите ли, - выдавил он из себя, стараясь говорить убедительно и властно, хотя такое падение, надо сказать, с любого собьет спесь. - Прочь с дороги, или я... - И тут-то он заметил Дойля.

При всем конфузе от падения в супницу Дойль поразился несказанно больше, увидев, как побледнел чародей. Тот резко повернулся и неверными шагами направился к ближайшей двери. Прежде чем раствориться в ночной темноте, он обернулся и бросил на Дойля еще один полный ужаса взгляд.

- За ним, Сэмми, и приведи его сюда, - приказал спокойный голос откуда-то из-за спины Дойля. Дойль повернулся и встретил подозрительный взгляд дородного мужчины в фартуке, который поигрывал мясницким ножом с небрежностью, выдающей профессионала. - Я не слышал никакого взрыва, - сказал он Дойлю. Тем временем молодой толстяк устремился вдогонку Ромени. - А вы погодите здесь, покуда мы не разберемся хотя бы с тем, кому платить за испорченный обед.

- Нет, - ответил Дойль, стараясь, чтобы его новый голос звучал убедительно. Это было не так просто, ибо он заметил, что некоторые из окружавших его людей щеголяют ботфортами, сюртуками до колена и короткими париками, говорят на практически непонятном диалекте, - в общем, он начинал понимать, что с ним случилось. - Мне надо выйти отсюда, поймите. Вы, конечно, можете попробовать помешать мне, но я так напуган, что действительно постараюсь выйти отсюда, что, в свою очередь, может весьма неблагоприятно сказаться на всех присутствующих, а сейчас, как мне лично кажется, не самое подходящее время, чтобы я мог позволить себя изувечить.

Для вящего эффекта он взял со стола пустую оловянную пивную кружку. Ну, Беннер, подумал он, сдавливая ее в кулаке, будем надеяться, ты способен на такие штуки. Он сжал кружку изо всех сил, аж пальцы побелели - разговоры в комнате стихли, и все, даже хозяин заведения, с интересом наблюдали за его действиями, - потом удвоил усилия. Все шероховатости кружки впились в его ладонь и пальцы, руку до плеча свело... но кружка не поддавалась.

В конце концов он ослабил хватку и осторожно поставил кружку на стол.

- Крепко сработано, - пробормотал он. Те, кто стоял ближе, ухмылялись, а за дальними столами уже хохотали в открытую. Даже хмурый трактирщик невольно улыбался. Дойль сделал несколько шагов к двери, чем вызвал новый приступ всеобщего веселья. Вот так, сопровождаемый насмешками и улюлюканьем, он вышел, сгорая от стыда, но зато никто не пытался задержать его.

Едва он перешагнул порог, как лицо и руки обжег лютый мороз. Он сделал вдох и чуть не задохнулся; показалось даже, что от холода пошла носом кровь. Дверь за спиной захлопнулась. О Господи, да что же это такое? Это не может быть Англия - этот сукин сын закинул нас на Огненную Землю или еще куда-нибудь в этом роде.

Если бы все в трактире не смеялись над ним, он бы туда вернулся, но теперь он сунул покрасневшие от холода руки в карманы тонкого - слишком тонкого! плаща и устремился по узкой, темной улице в надежде отловить Ромени и силой заставить его найти хоть какое-то теплое место, где они могли бы отогреться.

Он не нашел Ромени, зато это сделал Сэмми. Дойль наткнулся на паренька, съежившегося у стены в квартале от трактира; в слабом лунном свете Дойль не заметил его и прошел бы мимо, но услышал беспомощное всхлипывание. Замерзшие слезы приклеили щеку Сэмми к кирпичной стене, и когда Дойль нагнулся и осторожно поднял голову юноши, послышался слабый хруст.

- Сэмми! - произнес Дойль громко, чтобы вывести парня из состояния прострации. - Куда он пошел? - Не получив ответа, он встряхнул его за плечи. Скажи, куда? - Дыхание вырывалось у него изо рта клубами пара.

- Он... - всхлипнул юноша, - он показал мне... змей во мне. Он сказал: посмотри на себя, - и я послушался, и увидел, как они все извиваются. - Сэмми снова заплакал. - Я не могу вернуться и домой тоже не могу - они тогда заберутся во всех.

- Они исчезли, - твердо заявил Дойль. - Ты понял? Исчезли. Они не выносят холода. Я сам видел, как все они - слышишь, все! - выползли и умерли. А теперь скажи, куда пошел этот ублюдок? Сэмми шмыгнул носом.

- Правда исчезли? И умерли? Правда? - Он осторожно оглядел себя.

- Правда, черт возьми. Так ты видел, куда он пошел? Осмотрев себя еще раз и ощупав одежду, юноша начал дрожать.

- М-мне надо вернуться, - сказал он, неуверенно поднимаясь на ноги. Чертовски холодно. И... да, вы хотели узнать, куда он пошел?

- Да! - Дойль приплясывал на мостовой от холода. Правой лодыжки он почти не ощущал и начинал всерьез опасаться, что цепь намертво примерзла к коже.

Сэмми опять шмыгнул носом.

- Он перепрыгнул через вон тот дом на соседнюю улицу.

- Что? - переспросил Дойль, решив, что он ослышался.

- Он прыгнул через тот дом, как кузнечик. У него на подошвах пружины железные, - пояснил Сэмми.

- Ах, да. Ну... спасибо. - Ромени загипнотизировал паренька на всю катушку, решил Дойль. И это всего за пару секунд! Пожалуй, не стоит слишком обнадеживаться, что он меня боится... - Да, кстати, - спохватился он, когда Сэмми уже собрался идти, - где мы? Я заблудился.

- Боро-Хай-стрит. Саутварк. Дойль поднял брови:

- Лондон?

- Само собой, Лондон, - буркнул парень, начиная пританцовывать на месте.

- Ага, а год какой? И число?

- Боже, мистер, откуда мне знать? Вот зима, это точно. - Он повернулся и, не в силах больше стоять на месте, побежал обратно в трактир.

- А король сейчас какой? - крикнул Дойль ему вслед.

- Карл! - донеслось в ответ. Угу, Карл Энный, подумал Дойль.

- А до него кто правил? Сэмми предпочел не расслышать, но над головой Дойля со стуком распахнулось окно.

- Оливер Блаженный, - прорычал мужской голос, - и при нем никто не позволял себе горланить по ночам под окнами!

- Прошу прощения, сэр, - спохватился Дойль, поднимая слезящиеся от холода глаза и пытаясь разглядеть, какое из дюжины маленьких окошек приоткрыто. - Я страдаю от... - а почему бы и нет, подумал он, - от мозговой лихорадки и лишился памяти. Мне некуда идти. Не пустите ли вы меня переночевать на кухню или не одолжите ли мне одежду потеплее? Я...

Он услышал стук закрывающегося окна - он так и не разглядел, какого именно. Чертовски типично для эпохи Кромвеля, подумал он и вздохнул, выпустив изо рта облачко пара. "Выходит, - прикидывал он, двинувшись дальше, - я попал куда-то между 1660-м и... когда там умер Карл? Кажется, около 1690-го. Час от часу не легче. В 1810-м у меня по крайней мере имелся шанс найти людей Дерроу и вернуться с ними домой или - в противном случае - принять то, что суждено мне судьбой в девятнадцатом веке, и без особых проблем прожить остаток дней как Вильям Эшблес... черт, холодрыга какая!.. Ну что ты за идиот такой, куда тебя занесло? И зачем? Написал бы по памяти стихи Эшблеса, съездил бы в Египет, пользовался бы умеренной популярностью и пристойным состоянием... что еще? Ах, да: красавица жена. Но нет, угораздило же тебя приставать к чародеям, и вот результат: история утратила Вильяма Эшблеса, а сам ты торчишь в Богом проклятом столетии, где не чистят зубов и не принимают ванны, а человек в тридцать лет, можно сказать, старик".