Тим Пауэрс - Двенадцать часов тьмы (Врата Анубиса - 2)

Неожиданно Дойль вспомнил, где ему приходилось видеть такую же бессмысленную улыбку: на лицах религиозных сектантов, побирающихся в аэропортах или у входов в недорогие рестораны. Черт возьми, подумал он, да он ведет себя так, будто его запрограммировали!

- Как вам сегодняшняя погода? - спросил Дойль.

- Прошу вас, мне надо идти. Я болен...

- Какое сегодня число?

- ...у меня мозговая лихорадка, что до сих пор время от времени затуманивает мой рассудок...

- Как вас зовут?

Молодой человек зажмурился.

- Лорд Байрон, шестой барон Рочдейл. Не угостить ли вас пинтой чего-нибудь?

Дойль опустился на стул напротив. - Да, спасибо, - ответил он. - Вот как раз нам несут.

Байрон выудил из кармана золотой и расплатился за пиво, хотя к своему не прикоснулся.

- Если вы удивляетесь тому, что настоящий пэр делает...

- "Ведь он прошел весь лабиринт Греха, - перебил его Дойль, - содеянного зла не искупая..." Кто это написал?

Улыбка Байрона снова исчезла куда-то, и он отодвинул стул, но Дойль встал и загородил ему выход.

- Так кто это написал? - повторил он.

- Э-э... - По бледному лицу Байрона струился пот, и когда он наконец ответил, это прозвучало не громче шепота: - Я... я написал.

- Когда?

- Год назад. В Тепелене.

- Как давно вы вернулись в Англию?

- Я не... четыре дня? Кажется, я был болен...

- Как вы попали сюда?

- Как я...

Дойль наклонил свою львиную гриву:

- Вот именно. Как вы сюда попали. На корабле? Каком? Или сушей?

- О! О, конечно. Я вернулся... - Байрон нахмурился. - Я... я не помню.

- Не помните? Вам это не кажется странным? И откуда, как вам кажется, я знаю эти ваши стихи? - Черт, подумал он, жаль, нету здесь Тэда Патрика.

- Вы читали мои стихи? - спросил Байрон с той же таинственной улыбкой. Вы оказали мне большую честь. Впрочем, теперь все это представляется мне ребячеством. Теперь я предпочитаю поэзию действия. Меч разит вернее слова. Моя цель - нанести удар, что разрубит...

- Постойте, - сказал Дойль.

- ...разрубит цепи, сковывающие нас...

- Да постойте же! Послушайте, у меня не так много времени, и голова действует неважно, но ваше присутствие здесь... мне необходимо знать, что вы здесь делаете... ох, черт, да мне необходимо узнать кучу вещей... - Дойль поднес ко рту пивную кружку, и голос его превратился в едва различимый шепот. - Например, настоящий ли это 1810 год или поддельный...

Несколько секунд Байрон смотрел на него, потом неуверенно потянулся за своей кружкой.

- Он сказал, чтобы я не пил, - произнес он.

- Ну его к черту, - пробормотал Дойль, смахивая с пышных усов клочья пены. - Вы что, будете докладывать ему о каждой выпивке?

- Ну... ну его к... к черту, - согласился Байрон, хотя произношение давалось ему с трудом. Он сделал большой глоток, и когда он опустил кружку, его взгляд сделался более осмысленным. - Ну его к черту.

- Кто это "он"? - спросил Дойль.

- Кто?

- Черт, ну, этот - тот, что запрограммировал... простите, тот, что запряг, оседлал вас и надел шоры? - Байрон удивленно нахмурился, и только что появившаяся в его глазах ясность снова начала угасать, так что Дойль поспешно сказал: - Доброе утро, дружище! Я - лорд Байрон. Не угостить ли вас пинтой чего-нибудь? Если вы удивляетесь тому, что настоящий пэр делает в месте, подобном этому... - кто это все говорил?

- Я говорил.

- Но кто сказал это вам, кто заставил вас вызубрить это? Это ведь не ваши слова, верно? Попытайтесь вспомнить, кто сказал все это вам.

- Я не...

- Закройте глаза. А теперь услышьте эти слова, только произнесенные другим голосом. Что это за голос?

Байрон послушно закрыл глаза, помолчал и только потом ответил:

- Более низкий. Говорит старик.

- Что он еще говорил?

- Милорд, - голос Байрона и впрямь зазвучал на октаву ниже, - эти заявления и реплики должны помочь вам пережить эти два дня. Но если беседа приобретет опасный оборот и вы утратите защитную завесу, что дает вам мое покровительство, немедленно возвращайтесь сюда, в лагерь, пока люди на улице не разорвали вас на части, как крысы - увечную собаку. А теперь Ричард отвезет вас в город в карете, и он же подберет вас сегодня вечером на углу Фиш-стрит и Бред-стрит. А вот и Ричард. Заходи. Все готово к выезду? Аво, руа. Руа, этот игрушка, что заграничный чели принести, - заведи ее, пусть мой обезьянка посмотреть. С твоего позволения, Ричард, мы поговорим об этом позже. А пока отвези милорда в город. - Байрон удивленно открыл глаза. - А потом, - добавил он уже собственным голосом, - я оказался в карете.

Дойль очень старался не показать, как он взволнован, и сидел с невозмутимым видом, но мысли его бешено заметались. Боже сохрани, это снова Ромени, сообразил он. Какую, черт возьми, роль играет он в этом деле? На что он надеялся, промывая мозги Байрону и заставляя его вести, можно сказать, подстрекательские речи? Ведь он не стремился к скрытности - для того чтобы найти его сегодня, мне достаточно было прислушаться к слухам о сумасшедшем лорде, что за свой счет поит любого. Не Ромени ли стоит за присутствием Байрона в Англии сегодня? Так или иначе, придется мне прижать этого несчастного.

- Послушайте, - сказал он. - У вас есть еще немало высокооктановых воспоминаний, и нам не удастся поговорить об этом здесь. У меня есть комната в паре кварталов отсюда - я ее, так сказать, унаследовал, - и мои соседи не отличаются излишним любопытством. Давайте-ка пройдемся туда.

Байрон поднялся на ноги все с тем же оглушенным видом.

- Очень хорошо, мистер...

Дойль открыл рот, чтобы ответить, потом вздохнул:

- Ох, черт. Пожалуй, вы можете звать меня Вильямом Эшблесом. Пока. Но будь я проклят, если останусь Вильямом Эшблесом до конца поездки. Идет?

Байрон неуверенно пожал плечами:

- Пожалуй, я не против. Дойлю пришлось напомнить ему, чтобы он заплатил за пиво, и всю дорогу к дому Дойля Байрон вертел головой, разглядывая дома и толпы прохожих.

- Черт, я и правда в Англии, - пробормотал он. Его темные брови нахмурились и оставались в таком положении до конца пути.

Они довольно быстро добрались до обветшалого здания, поднялись по лестнице - подгоняемые нецензурной бранью некоторых жильцов, видимо, считавших оную площадь своей собственной комнатой, судя по тому, какими выражениями они встречали Дойля и его спутника, поспешно пряча куски своей убогой пищи, - и вошли в комнату, некогда принадлежавшую Джо - Песьей Морде. Когда же они наполнили две чашки из кофейника, оставленного на углях в камине и все еще теплого, Байрон впервые посмотрел на Дойля осмысленным взглядом.

- Скажите, мистер Эшблес, какое число сегодня?

- Дайте вспомнить... двадцать шестое. - Выражение лица Байрона не изменилось, поэтому Дойль, отхлебнув кофе, добавил: - Двадцать шестое сентября.

- Но это невозможно! - заявил Байрон. - Я был в Греции... я точно помню, что был в Греции в субботу... в субботу, двадцать второго. - Он поерзал в кресле, наклонился и начал расшнуровывать башмаки. - Черт, как жмут эти башмаки, - вздохнул он, потом снял один из них и удивленно уставился на него. - Откуда, черт возьми, у меня такие? Они не только малы, они еще и сто лет как вышли из моды. Красные каблуки... и посмотрите только, какие пряжки! И откуда, скажите на милость, на мне этот плащ? - Он уронил башмак и заговорил таким напряженным голосом, что Дойль понял, как ему страшно: - Бога ради, скажите мне, мистер Эшблес, какое сегодня число на самом деле и что вам известно обо мне с тех пор, как я покинул Грецию? Насколько я могу понять, я болел. Но почему я тогда не у друзей или матери?