Владимир Муровайко - Тест

Он стоял, опустив руки, с извиняющимися глазами. И не мог понять происходящего. Взгляд упал на зал. Да, они только что переживали вместе с ним: грустили и возвышались в стремлении объять, познать неведомое.

На выручку спешил конферансье:

— Уважаемые друзья,— сказал взволнованно.— Только что перед вами была исполнена кантата «Через тернии — к звездам», написанная… написанная нашим любимым маэстро! — артистичным жестом указал на Валерия.

Все вокруг потонуло в овациях.

После этого Валерий начал выступать сам. Оркестр уже не мог поддерживать его — одна импровизация сменялась другой, более совершенной. Музыка выплескивалась из-под смычка раскрепощенного гения, ломала устаревшие каноны, вела за собой. Каждый следующий концерт становился органичным продолжением предыдущего.

В афишах к «уникальный исполнитель-виртуоз» прибавилось заветное «композитор».

Скрипка теперь,всецело сливалась с ним. Или, может, он с ней? Валерий не сомневался, что она рассказывает о какой-то неизвестной цивилизации. Рассказ каждый раз охватывает все новые и новые грани чужой и одновременно близкой жизни, приоткрывая завесу над неведомым. Понимал: скрипка ищет не только взаимопонимания, но и контакта. Да, именно контакта с Землей. Но почему он? Почему «они» избрали не ученого, а самого что ни есть обычного, можно сказать, заурядного землянина?

Концерты продолжались. С приходом весны их решили перенести на главную площадь города. Слышать их хотели многие — ни один ведь не повторялся, а дворец спорта уже не мог удовлетворить и десятой части желающих.

Валерий боялся одного: вдруг его вдохновенные видения исчезнут. Не вечные же они. Может, скрипка имеет, пусть и большое, но все же ограниченное количество «записей»? Однако музыка не исчезала, наоборот, становилась все ярче, насыщеннее. Каждая новая «страница» несла, пробуждала у слушателей целые гаммы чувств: грусти и прощания, грозных столкновений со стихией и жизнеутверждающее, патетическое начало, заложенное в человеке, всем сущем во Вселенной.

Видеть мог только Валерий. Слушатели жили лишь чувствами, переживаемыми им. И что обидно: музыка, записанная на пленку, не приносила того удовлетворения, которое испытывали слушатели, пребывая в зримом контакте с исполнителем. Нет, она была неплохой, даже мастерски исполненной. Но не более, не вызывала той бури ощущений. Критики назвали это явление «гипнотическим эффектом присутствия», но разгадать его никто не мог. Валерий и сам через некоторое время многое забывал. Увиденное в небывалом, неистовом напряжении проходило, туманилось, теряясь где-то глубоко в подсознании. Он пробовал было тотчас после концерта записывать, воспроизводить в памяти показанное скрипкой, но зафиксированными оставались лишь бледные эскизы, отрывки пережитого.

Показав однажды такую запись известному профессору Вед- медеву, специалисту по внеземным цивилизациям, в ответ услышал:

— Да, не полагал я, маэстро, что у вас талант фантаста. Говорите, голубое солнце, похожие на нас соплеменники, высокораз

витая культура? Бред! Вздор! В пору роман писать. Об инопланетянах. Хотя зачем вам это? Ваша музыка куда прекраснее. Занимайтесь своим э-э-э — делом.

— Я не выдумываю. Поверьте, своими глазами вижу все это во время исполнения.

— Не сомневаюсь, милый Валерий, фантазия у вас отменная,— продолжал на это Ведмедев.— Изысканная даже. Уникальное, знаете ли, мироощущение. Оригинальное, я бы сказал. Не удивительно, что такую музыку пишете. Об исполнительском мастерстве уже не говорю. Касательно ваших э-э-э… видений, то это миф. Понимаете, миф! И ничего больше. Я сорок с лишним лет занимаюсь внеземными цивилизациями, и, слышите, ни одной, ни единой цивилизации до сих пор так и не удалось обнаружить. Даже приблизиться к открытию не удалось. Почему? Да потому, что их просто нет. И быть не может! Это ничто иное как перенапряжение вашего мозга. Знаете, у творческих людей бывает. Весьма часто, знаете ли, встречается. У меня, поверьте, никогда.

— Да, но скрипка…

— Скрипка? А что скрипка? Инструмент как инструмент,— повертел в руках.— Обычная,— он на всякий случай заглянул в деко, постучал по стенке пальцем.— Не в ней, знаете ли, понимаете ли, дело. В вас, дорогой Валерий. В таланте вашем. Вот. И выбросьте лишнее из головы. Мой совет, знаете ли. Вам бы отдохнуть, к психиатру обратиться… Каждый день концерт, этого э-э-э…, понимаете, и лошадь не выдержит. Тоже видения замучают.

Валерий показывал инструмент выдающимся музыкантам. Те пробовали играть, но ничего необычного у них не выходило, даже получалось хуже, чем на привычных, опробованных. Ученые из других областей науки лишь пожимали плечами: самая обычная, правда, хорошей изящной работы. Во всех ее линиях чувствуется рука мастера. Не требует ни настройки ни подстройки? Ну, это дело маэстро, ему виднее.

III

Разочарование сменялось горечью. Горечь — новыми разочарованиями. Так продолжалось несколько месяцев. Оставшись непонятым в главном, Валерий продолжал выступать. Музыка не тускнела, скрипка служила исправно.

Повинуясь ненавязчивым нашептываниям «поклонников», которые теперь постоянно окружали его, решил заняться устройством жизни. К концу лета переехал в новую квартиру в центре города. Обзавелся машиной, модной мебелью. В загородной зоне вырастала сказочная дача. Пухла сберкнижка. Подыскалась для холостяка и невеста. Хотя о пылкой любви он не помышлял, однако женитьба сулила серьезные выгоды — она была дочерью самого… А это немаловажно, обнадеживающе шептали многочисленные доброжелатели: крепкое положение в обществе, обеспеченное, даже более, будущее, прислуга, отличная кухня…

Правда, Ляля в музыке была не очень (с детства страдала тугоухостью), но звон монет слышала хорошо. Узнав, сколько Валерий получает за концерты, устроила маленький свой, тактично закапризничав. Пришлось поставить новые условия перед менеджером. Их сразу же удовлетворили.

На следующий день после свадьбы случилось непредвиденное — очередной концерт прошел неудачно. Видения почему-то потеряли насыщенность, поблекли. Валерия это не очень обеспокоило. Главное, на его счет была перечислена кругленькая сумма.

— Деньги — вот что определяет человека,— любила повторять Ляля.— Деньги — это все. Это — жизнь. Настоящая, полнокровная.

Сам не заметил, как им завладел новый стимул — змей наживы опутывал больше и больше, вытесняя остальное. Теперь после очередного концерта спешил не лихорадочно записывать увядающие в памяти картины, показанные скрипкой, а проверить, не забыли ли уплатить. До копейки!

К середине осени видения исчезли совсем.

— Ну, вот и прекрасно! — легко восприняла грустинку мужа Ляля.— Наконец, милый, твои мозги приходят в норму. Я уже подумывала показать тебя психиатру. Теперь отставим. Кстати, мы сегодня едем за город в чудесный ресторанчик. Погуляем. Не забыл, Куницыны просили, чтобы захватил с собой виолончель.