Андрей Печенежский - Безмолвие

- Никогда не забуду этого парня, - поклялся Нэг. - Жаль, что нам не показали остальных из его компании. Они тут хорошо постарались. По-моему, они люди с пониманием, как ты считаешь, Липи?

- Они многое сделали для нас, Нэг, и это обязывает. Нам тоже надо постараться вовсю...

А пальмы перед окнами были чудо-пальмы, и чудо-пустыня виднелась за ними, - земля, которую видишь всегда. И нет над тобой надзирателей, а все остальное - есть, и нет глухого забора и вечно закрытых ворот, а всего остального - навалом. И мы были уверены в том, что нам удастся оправдать надежды наших незримых покровителей... Когда безмолвный начинает чувствовать свою реализацию? Даже в неторопливом, не требующем специальных усилий режиме? День безмолвного расписан по часам и минутам, но расписание точно угадывает собственную волю безмолвного. И когда он, нарочно путая себя, забредает в пустыню с ружьем - поохотиться на быстроногих варанов, и когда, отдохнув после обеда, продолжает читать монографии о больших городах и просматривает сериалы кинохроник. Нещадный солнечный колодец, изо дня в день открывающийся в десяти шагах от спальни, кажется безмолвному милей городской сутолоки, что ему еще предстоит испытать, испытать не без важного умысла. Пустыня видится ему более человечной, чем то, что сам человек нагородил вокруг себя в запустынном мире; но ощущает безмолвный и нарастающий, не проясненный до поры позыв туда, в среду призрачных, но от этого не менее жестоких джунглей общения, многомиллионного, многообразного, многовекового. И еще примечает безмолвный какие-то новые сгустки в границах собственного "я". Приливы незнакомого наполнения - словно тебя начиняют инородным веществом, и оно бойко и безболезненно к тебе приживляется, оттесняя в закоулки тела и разума прочие, не столь важные залежи... Это тень больших городов просачивается в безмолвного, награждая его смутной, отвратительной привязанностью. Это как бессонница похмельного наркомана, когда он разглядывает опорожненную упаковку зелья, - что будет дальше? Но это и есть начало реализации, твоей реализации, безмолвный! А дальше? Это она, она! - вот почему в тебе нет и быть не может какого-либо протеста, подозрений, неприязни к такому постепенному и точному преображению. Лишь иногда, не ради жалобы, а соблюдая заданность инструкций, безмолвный говорит товарищу (он сказал мне:

- Голова начинает пухнуть от этих мегаполисов... Проветримся, Липи? Нэг Задира по старой привычке читал мои мысли. Впрочем, время, отведенное на библиотеку, в самый раз истекло. Гараж был открыт, "ренаулта", а с ним и одного из мотоциклов - на месте не оказалось).

- Нас опередили! - крикнул Нэг, срывая с подножки оставшийся мотоцикл; я вскочил на заднее сиденье, и мы помчались...

Мы мчались вдогонку за уходящим солнцем - туда, где каждый вечер оно совершает обряд исчезновения, и откуда не каждый вечер, но по субботам непременно - появляется голубой автобус с нашими подружками: Мэгги, Прота, Стила и кто там еще... Нэг мотнул растрепанной шевелюрой: каковы бродяги! Впереди извивался пыльный дракон, которого тащил по степи "ренаулт". В машине бесновалась тройка соскучившихся парней. Они тоже заметили нас и дальше мы неслись по степи наперегонки...

Водитель, - всякий раз это был человек новый, - выпускал девиц из автобуса, разворачивал и угонял машину куда-то за горизонт. По непонятной причине, ночевать в хранилище он не решался; девицы тоже переживали страшно, но это была их работа. Наутро автобус снова появлялся возле спального корпуса и сигналил, - так повторялось каждую неделю. Безмолвные были не прочь участить свидания, да что поделаешь? Утром подружки измученно улыбались, а безмолвные, проводив их до автобуса, шли отсыпаться. К девицам быстро привыкали - еще бы! - и было жаль, когда Мэгги в следующую субботу вдруг возьмет и не приедет. Мэгги одевалась, автобус уже голубел под пальмами. Я обнял ее, полуодетую, зарылся лицом в нерасчесанные волосы. Запах ее волос - он не покидал моей комнаты вот уже несколько месяцев...

- Я знаю, о чем ты думаешь, Мэг...

Конечно, я пошутил, но Мэгги испуганно отпрянула.

- Ну что, что случилось?.. Я сказал неправду, Мэг, ничего я про тебя не знаю!

Сейчас она должна была поверить, потому что я действительно запретил себе приближаться к ее мыслям. Я настойчиво убеждал себя: это было бы настоящим свинством, безмолвный - пользоваться Безмолвием без ее на то позволения. Но порой наступало признание - твоя Мэгги что-то скрывает от тебя, что-то последнее, чего лучше не знать никогда...

- Ты нездорова, Мэг?

- Вчера меня укачало, отвратительная дорога... Не обижайся, ладно? в ее ответе мне почудилась поспешность раскаяния.

- А что еще? Ведь есть же что-то еще?

Она оделась и держала в руках неизменную желтую сумочку.

- Не молчи, Мэг...

- Ты сильно расстроишься?

- Смотря от чего.

- Хорошо... - решилась она и тут же опять умолкла.

- Что происходит? Что с тобой?

Она пошла к двери - крохотное существо, по следам которого крадутся сумерки.

- Проводи меня, Липи.

Мне хотелось утешить ее.

- Насилу дождался этой субботы, - сказал я, когда мы спускались вниз. - Вчера мне казалось, что я вот-вот разлечусь на куски!

Мэгги, глядевшая на меня с невнятной надеждой, внезапно отвернулась и прибавила шагу. Все уже были во дворе.

- Что-то случилось? - спросил Нэг Задира, а Головастик Прив легонько подтолкнул нас вперед.

- Все нормально, - сказал я и наклонился к Мэгги. - Задира задирается.

Она не ответила, голубой автобус призывно напевал клаксоном. Девицы заняли места в салоне, потом из автобуса выпорхнула Прота, подружка Задиры, и подбежала ко мне.

- Липи, она просила, чтобы ты не злился, но она больше не приедет...

То утро я вспоминал множество раз, и вспоминал не только бледную маску человеческого лица за лобовым стеклом и лицо Мэгги, на повороте показавшееся из окна. Отлично запомнилось и то, как безмолвные разбредались по комнатам, а я бросился в бассейн и кипятил, кипятил воду баттерфляем. И как затем ко мне присоединился Нэг, которому тоже почему-то не спалось, и мы почти до полудня не давали себе обсохнуть. Время от времени, отфыркивая воду, дыша глубоко и жадно, Нэг размышлял о Мэгги и обо мне, и у него получалось все просто: было - не было, будет - не будет, и есть, мол, дела посущественней. А потом прискакал из корпуса еще один безмолвный (все было недосуг поинтересоваться их именами) и начал рассыпать вокруг себя примерно следующую дребедень: эй, безмолвные, девчонки боятся нас, вы не спорьте, прямо тают от страха, и возилы из автослужбы чувствуют себя здесь ни к черту, но главное - девчонки, за каждый приезд они получают колоссальные деньги, нам это ни о чем не говорит, но вот подружка проболталась недавно: никто, мол, из ее знакомых там, в городе, за то же самое не имеет подобного заработка...