Уильям Тенн - Балдежный критерий

— О'Брайен! — воскликнул Белов взволнованно, как только связь была установлена. — Догадайтесь, что я нашел! Марсиан! Целый город!

О'Брайен щелкнул крышкой компьютера, откинулся в противоперегрузочном кресле и запустил пальцы в свою стриженную под «ежик» рыжую шевелюру. Конечно, ничто не давало людям такого права, но почему-то космонавты принимали как само собой разумеющееся, что кроме них на этой холодной, пыльной, безводной планете никого нет. И, узнав, что это не так, штурман испытал острый приступ клаустрофобии. Как будто только что он сидел в просторной тихой библиотеке колледжа, работая над диссертацией, — и вдруг, подняв голову, обнаружил, что ее заполнила толпа возбужденно болтающих первокурсников, едва закончивших писать сочинение. Или как в тот неприятный момент в самом начале их экспедиции, когда он очнулся от кошмарного сна, в котором беспомощно дрейфовал в беззвездном черном вакууме… очнулся и увидел крепкую правую руку Колевича, свисающую с верхней койки, и услышал густой славянский храп, заполнивший всю комнату.

Да нет, я вовсе не нервничаю, постарался заверить сам себя О'Брайен; в конце концов, все они несколько… нервничали в последние дни.

Ему никогда не нравилось быть в толпе. И он не любил, когда его заставали врасплох.

Штурман раздраженно потер руки над уравнениями, которые он писал минуту назад, потом откашлялся и спросил:

— Живые марсиане?

— Нет, конечно, нет! Откуда могут взяться живые марсиане в несчастной пригоршне молекул, которая здесь называется атмосферой? Единственные живые создания в этом месте — обычные лишайники да, может быть, пара плоских червей, таких же, как те, которых мы нашли рядом с кораблем. Последний из марсиан умер по меньшей мере миллион лет назад. Однако город цел, О'Брайен, цел и почти нетронут.

Штурман совершенно ничего не смыслил в геологии, но даже он не поверил.

— Цел? Вы хотите сказать, что за миллион лет он не рассыпался в прах?

— Ни капельки! — фыркнул Белов. — Понимаете, город подземный. Я заметил большой провал с покатыми стенками и никак не мог определить, что это такое: он никак не соответствовал рельефу. И изнутри шел поток воздуха, не дававший песку осыпаться. Я съехал туда на вездеходе — пятьдесят, ну шестьдесят ярдов по откосу — и попал в него, в этот огромный, пустой марсианский город… Так будет выглядеть Москва через тысячу, десять тысяч лет! Он прекрасен, О'Брайен, просто прекрасен!

— Ничего не трогайте, — предостерег его О'Брайен. Москва!.. Вот уж в самом деле!

— Вы думаете, я спятил? Сейчас я здесь как раз фотографирую. Автоматика, которая регулирует систему вентиляции и поддува, управляет и освещением — в городе почти так же светло, как днем наверху. Что за чудесное место! Бульвары — как цветная паутина. Здания — как… как… Вспомните Долину Царей [14] Долина Царей (или Долина Фараонов) — название местности под Каиром (Египет), где находятся самые величественные пирамиды, в частности пирамида Хеопса. (Примеч. пер.) , вспомните Хараппу! [15] Величественные руины одного из центров хараппской цивилизации (3—2-е тысячелетие до н э) в Пенджабе (Пакистан). Вы знаете, О'Брайен, я ведь любитель-археолог. Да, да. Так вот, должен вам сказать, что Шлиман [16] Генрих Шлиман (1822–1890) — немецкий археолог, открыл и раскопал остатки Трои. отдал бы свои глаза — да, свои глаза! — за это открытие! Город просто великолепен!

Энтузиазм Белова вызвал у О'Брайена улыбку. В такие минуты нельзя было удержаться от мысли, что русские в общем-то нормальные ребята, что все в конце концов утрясется… так или иначе.

— Поздравляю, — сказал он. — Делайте свои снимки и быстро возвращайтесь. Я сообщу капитану Гоусу.

— Слушайте, О'Брайен, это еще не все. Эта раса — эти марсиане — они были похожи на нас! Они были гуманоидами!

— Гуманоиды? Вы говорите, гуманоиды? Как мы?

Наушники взорвались восторженным смехом Белова.

— Вот именно! Изумительно, не правда ли? Они были гуманоидами, совсем как мы. Может, даже больше, чем мы. В центре площади, где заканчивается входной туннель, стоит пара обнаженных скульптур. Должен сказать, что Фидию, или Праксителю, или Микеланджело [17] Фидий (V в. до н. э.) — древнегреческий скульптор, автор скульптурного убранства Парфенона (храм Афины в Афинах, Греция). Пракситель (390–330 до н. э.) — древнегреческий скульптор, автор великолепных скульптур. Микеланджело Буонарроти (1475–1564) — итальянский скульптор, архитектор и художник. Автор скульптур «Оплакивание Христа», «Давид», «Моисей», росписи свода Сикстинской капеллы в Ватикане, руководитель строительства собора Св. Петра и ансамбля дворцов Капитолия в Риме. не было бы стыдно за такую работу. Их изваяли в плейстоцене или плиоцене, когда по Земле еще бродили саблезубые тигры.

О'Брайен хмыкнул и отключился. Штурман подошел к иллюминатору рубки, одному из двух корабельных иллюминаторов, и взглянул на красную пустыню и бесконечные песчаные дюны, убегавшие за горизонт, где они сливались в колеблющуюся песчаную дымку.

Марс. Мертвая планета. Безжизненная — если не считать бактерий и самые примитивные формы растительности, которые смогли выжить на тех минимальных количествах воды и воздуха, которые предоставлял им бесконечно враждебный мир. Но некогда здесь жили люди, люди, подобные ему самому и Николаю Белову. У них было искусство, была наука, а также, несомненно, были различные философские системы. Да, некогда они жили здесь, эти марсиане… а теперь их нет. Неужели перед ними тоже встала проблема сосуществования — и они не смогли разрешить ее?

Из-под корабля неуклюже выбрались две одетые в космические скафандры фигуры. Сквозь прозрачные шлемы О'Брайен разглядел лица: более низкий — Федор Гуранин, главный инженер, второй — Том Сматерс, его первый помощник. Они, очевидно, совершали обход кормовых двигателей в поисках возможных повреждений, полученных во время космического потна. Через восемь дней Первой земной экспедиции на Марс предстояло стартовать обратно; все оборудование вплоть до последнего винтика должно было быть в полном порядке задолго да этого.

Сматерс увидел О'Брайена в иллюминаторе и махнул ему декой; штурман помахал в ответ. Гуранин с любопытством взглянул вверх, чуть помедлил, затем тоже помахал рукой. Теперь замешкался О'Брайен. Черт, это же глупо! Почему бы и нет? И он помахал Гуранину длинным дружеским круговым взмахом, и тут же усмехнулся сам над собой. Не хватало, чтобы их сейчас увидал Гоус! На аристократическом, кофейного цвета лице высокого капитана заиграла бы улыбка безумца. Бедный парень! Подобные крупицы эмоций были смыслом его жизни.

И тут О'Брайен вспомнил. Он вышел из рубки и взглянул в сторону камбуза, где Семен Колевич, помощник штурмана и главный кок, открывал консервы, готовясь к обеду.