Илья Варшавский - Электронная совесть (сборник)

«В целях экономии энергии скорость движения снижена до десяти километров в час. Тротуар включается при нагрузке не менее одного человека на десять погонных метров».

Проще было идти пешком. В ближайшей видеофонной будке он вызвал аэропорт. Появившаяся на экране девушка кокетливо ему улыбнулась. Лицо Прайса было хорошо известно всем телезрителям еще со времени дискуссии о Сфере.

– Мне нужен билет до Города Биологов.

– Когда вы хотите лететь?

– Сегодня.

Девушка замялась.

– Регулярные рейсы отменены. Мы не можем набрать столько пассажиров. Боюсь, что единственный выход – заказать специальную машину, но это будет стоить, – она раскрыла справочник, – пять тысяч Единиц в один конец.

– Меня это не смущает, – нетерпеливо ответил Прайс, – когда можно вылететь?

– К сожалению, не раньше вечера. Я должна запросить Управление. Думаю, что все будет в порядке, – опять улыбнулась она, – вам они, конечно, не откажут.

– Хорошо, я позвоню в пять часов.

Он как-то раньше не думал об этой проблеме. До окончания Решающего Эксперимента придется жить с Эдной врозь. Здесь, в Городе Энергетиков, ей нечего делать. А потом нужно решать.

Собственно говоря, решать нечего. Просто придется перейти работать к биологам. От такого математика никто не откажется. Жаль, но ничего не поделаешь, необходимо менять специальность.

В лаборатории его ждали. Очевидно, церемония встречи была заранее прорепетирована, но Агата от волнения все перепутала.

– Поздравляем вас. Роб, и все такое… – пробормотала она и, окончательно смутившись, чмокнула его в щеку.

– Последнее целование смертного Прайса, – сказал Хенс. – Нужно надеяться, что на пороге бессмертия люди все же отдают должное и девичьим поцелуям и горячему чаю.

Прайс взглянул на свой стол. Так и есть, литровый термос с горячим чаем. Теперь эти ребята два дня будут питаться теплой кашей.

– Сегодня мы пируем, как троглодиты над тушей мамонта, – сказал он, подходя к автомату. – Прошу закрыть глаза. Раз… два… три!

В руках у Прайса было блюдо с горячими пирожками. Агата разливала чай в маленькие посеребренные чашки.

– Не меньше девяноста градусов, – сказал Хенс, пережевывая пирожок. – Великий Прайс в роли расточителя Энтропии – зрелище поистине достойное богов. Бессмертный показывает им пример высокотемпературных излишеств.

– Жаль, что не каждый день, – сказала Агата, убирая термос – Что дальше?

Прайс протянул ей листок бумаги.

– Составьте программу для большого анализатора.

Он сидел за столом, прислушиваясь к монотонному ритму работы машины. Внезапно раздался звонок, и анализатор смолк. Прайс взглянул на счетчик и тихо выругался. Кончился дневной лимит энергии. Как это некстати, именно сегодня, когда ему, наконец, удалось вывести уравнение. Придется идти просить дотацию у Причарда. Старика иногда удается разжалобить. Прайс вздохнул и отправился на второй этаж…

Пергаментное лицо директора с навсегда застывшей улыбкой казалось искусно сделанной маской.

– Мне очень не хочется, Прайс, огорчать вас в такой день, но Совет высказался против проведения эксперимента.

Прайс поморщился. Он не любил подобных шуток.

– Вы очень остроумны, – вяло ответил он, – в наши дни ученый, сохранивший чувство юмора, просто находка.

В пристальном взгляде шефа Прайс прочел сострадание. Ему стало страшно.

– Вы… это… серьезно?

– К сожалению, серьезно. Двадцать голосов против, два – за.

– Я обжалую решение!

– Боюсь, что это вам не удастся. Оно уже утверждено.

– Но почему?!

– Все складывается против вашего эксперимента. Нельзя рисковать последними ресурсами энергии. Подумайте сами, какова, по-вашему, вероятность успеха.

– Если я скажу, что вероятность равна 0,5, то это вам ничего не объяснит. Нужно просто верить в успех. Положение таково, что нам приходится играть ва-банк.

– Вот этого мы и не можем сейчас себе позволить. Попытки искусственного создания сверхновых звезд делались еще сто лет назад.

– Но тогда никто не мог добиться такой концентрации энергии в пучке. Было бы преступлением не использовать это достижение!

– Совет и предлагает вам использовать его.

– Каким образом?

– Для частичного вскрытия Сферы.

– Что?!

– Успокойтесь, Прайс. Положение серьезнее, чем вы предполагаете. Биологи настаивают, чтобы, по крайней мере, десять процентов солнечного света полного спектра попадало на Землю. Дальнейшее световое голодание угрожает здоровью людей.

– Чепуха! В крайнем случае, речь идет о здоровье одного поколения. А вы подумали о грядущих поколениях? Что вы им оставите в наследство?

Улыбка на лице директора стала еще шире, признак, не предвещавший ничего хорошего.

– А вы забыли, Прайс, о том, что это поколение – дети?

– Так что ж, по-вашему, сдаться без боя?

– Почему? Ведь есть другие идеи.

– Например, проект Лунда?

– Хотя бы.

– Вы считаете его более перспективным?

– Может быть, менее блестящим, но более реальным.

Прайс пошел к двери.

– Подождите, Прайс! – Причард положил на плечо Прайса желтую руку. – Решение Совета вовсе не означает прекращения теоретических работ. Может быть, со временем расчетные данные…

– Когда будет вскрыта Сфера, эксперимент потеряет всякий смысл, он станет просто опасным, – перебил его Прайс.

– Пожалуй… и все же нужно продолжать. Могут выясниться новые обстоятельства. Обещаю вам свою поддержку во всем. Кстати, вы ко мне шли, очевидно, с каким-то вопросом?

– Нет, просто зашел попрощаться. Вечером улетаю.

– Поздравляю вас от всей души. Вы получаете все, о чем может мечтать человек. Честное слово, если бы я не был уверен, что вы самый достойный, то завидовал бы вам, Прайс.

Прайс взглянул на часы. Оставалось два часа, которые нужно было чем-то занять. Он спустился в фильмотеку.

Пришлось перерыть половину архива, пока он разыскал эту пленку. Теперь квазиматериальными изображениями никто не пользовался. Они требовали слишком большой затраты энергии. Кадры истории энергетики шли в обратном хронологическом порядке. Мало кто интересовался давно прошедшими событиями.

Прайс быстро пропустил эру синтеза легких элементов, эпоху расщепления ядра, столетия гидро-и ветроэнергетики. Теперь в ограниченном пространстве демонстрационного объема царила эра огня. Он рвался из сопел ракет, бушевал в цилиндрах двигателей, светился в топках паровозов, горел в допотопных металлургических печах. Дальше, дальше. Прайс нетерпеливо нажимал кнопку смены кадров. Наконец, то, что он искал – картина, поразившая его еще в раннем детстве: одетые в звериные шкуры люди у первобытного костра. Настраивая левой рукой фокусировку, он выпустил из пистолета максимальный заряд и зажмурился от удовольствия, почувствовав на лице отблеск огня.