Андреи Синицын - Фантастика 2002. Выпуск 3

Когда хорошо известный читателям, так сказать, «разработанный» жанр фэнтези задает автору и антураж, и в какой-то степени композиционный рисунок, — для того, чтобы выделиться иэ общей массы осваивающих эту нишу фантастов, логично воспользоваться одной из двух стратегий. Во-первых, можно выжать максимум из усложнения сюжета, увеличения числа действующих лиц, усиления чисто приключенческой составляющей. Анна Тин и Наталья Игнатова здесь не одиноки. Тою же проторенной дорогой пошла и Виктория Угрюмова в ее эпическом цикле «Кахатанна», куда входят четыре романа: «Имя богини», «Обратная сторона вечности», «Огненная река», «Пылающий мост». Вера Камша, открывшая в 2001 году проект «Хроники Арции» романом «Темная звезда», также избрала эту стезю. Может быть, даже с некоторым перебором: нить повествования теряется, сложность композиции переходит в избыточную сложность. Две авторские удачи, два характера, выписанных живее прочих, — эльфийский бард Роман и герцог Рене Аррой, — не в состоянии «вытянуть» груз сюжета, завязанного в десяток морских узлов.

Во-вторых, можно сосредоточиться на «отделке» фэнтезийного мира. Сделать так, чтобы читатель сконцентрировал свое внимание на его яркости, экзотичности или хотя бы добротной сбалансированности. Здесь автору скорее всего понадобятся основательные знания в области культурологии, истории, филологии и, возможно, даже экономики. Названный путь, видимо, более перспективен: чего-чего, а образованных людей в стране хватает. Есть кому написать, есть и кому прочитать… Удачным примером «культурологического» варианта в героической фэнтези могут служить романы Юлии Гориш-ней «Слепой боец» и Арины Ворониной «Дети Брагги». Видно, как основательно поработали авторы с источниками по скальдической поэзии, раннесредневековой истории и мифологии скандинавских народов. В России этой тематикой увлекаются многие, так что Горишняя и Воронина рисковали нарваться на замечания вроде: «Какой же ты, к черту, викинг, если не отличаешь висы от фюлька!» Но этого не произошло: романы, что называется, выдержали экзамен. Еще один удачный пример — «Повесть о последнем кранки» Натальи Некрасовой. Ее мир абсолютно виртуален и никак не связан с реальной историей. Сильная сторона повести — логика, связывающая различные страны и народы. Их взаимодействие продумано до такой степени, что напоминает политологическую модель какого-нибудь «горячего» региона в динамике. На таком же «логицизме» построена фантастическая проза Юлии Латыниной. Наибольшую популярность получил ее цикл, посвященный судьбам Вейской империи или «Страны Великого Света» («Сто полей», «Колдуны и империя», «Инсайдер»). Нелегко определить жанровую принадлежность латынинских текстов. Это своего рода «экономическая фэнтези» или, может быть, «политологическая фэнтези». Средневековый китайский антураж разбавлен «арканарской ситуацией» (при том, что в текстах Латыниной земные прогрессоры оказались куда корыстнее коммунаров-комконовцев) и расставлен по «игровой доске» фабулы в соответствии с прагматической логикой пана Анджея Сапковского. Везде виден предельный рационализм, жесткая логическая сцепка: сюжет и устройство мира просчитаны с необыкновенной, даже, возможно, несколько гипертрофированной четкостью.

Елена Артамонова уверенно работает в том же пространстве, в каком создавались классические «готические» романы и создаются произведения Стивена Кинга и его последователей. По-настоящему добротных книг такого рода в отечественной фантастике немного, из мужчин-фантастов с нею успешно соперничают разве что Андрей Дашков и Дмитрий Емец. Встреча с каждым новым хорошим произведением фэнтезийного «хоррора» — праздник для подлинных любителей и ценителей жанра. У Артамоновой на данный момент вышли четыре повести, или маленьких романа, предназначенные автором вроде бы для детей: «Духи Зазеркалья», «Мой друг — вампир», «Призраки рядом с тобой», «Талисман богини тьмы». На самом деле названные произведения можно назвать детской литературой с большой натяжкой. Особенно «Духов Зазеркалья». По мнению автора, «зеркало — это окно в мир духов. Злобных, жестоких существ, могущественных и одновременно бессильных. Бессильных, если мы не дадим им силы. Духи Зазеркалья живут за счет энергии смотрящих на них людей». На долю героев книги выпало столько приключений, что даже и не перескажешь: встречи с «Летучим голландцем» и злобными духами из Зазеркалья, привидениями и ходячими мертвецами — зомби, участие в мрачных кровавых обрядах-жертвоприношениях и т. п. То же и в прочих книгах писательницы: проникновение в наш мир коварных потусторонних сил, древних полузабытых божеств, угроза конца света. Суть привычных «детских» книг в том, чтобы в конце книги зло наказывалось и у детишек оставалась светлая уверенность в победе добрых сил. Закрывая же книги Артамоновой, вы не испытаете облегчения. Покой вам только снится. Зло отступило лишь на время. В любой момент злобные существа из иного мира могут ворваться в наш собственный и устроить здесь небывалую кровавую вакханалию.

Еще один бранч традиционной фэнтези — так называемые «дописки за профессора», то есть попытки поиграть с толкиеновским Средиземьем. Ник Перумов когда-то собрал на этой ниве урожай высоких тиражей… Единственная по-настоящему серьезная попытка «дописать», «творчески развить» и т. п. в отечественной женской фантастике была предпринята Наталией Васильевой и Натальей Некрасовой. Они создали дилогию «Черная книга Арды» — «Черная книга Арды: исповедь стража». «Исповедь стража», принадлежащая перу Некрасовой, сделана более добротно в литературном смысле. Видно, что автору было не так-то просто собственную этику развернуть поверх «профессорского» мира. Получился в какой-то степени компромисс. Это естественно. Толкиен для многих стал колыбелью, но тот, кому колыбель не становится однажды тесна, навек останется при соске и погремушках.

Гораздо продуктивнее стал поиск форматов, расширяющих традиционную фэнтези и выходящих фактически за ее пределы. И к настоящему времени очевидно появление как минимум двух новых форматов. Первый из них характеризуется, прежде всего, использованием эстетики европейского Средневековья (в рамках первой половины XII–XVI веков) в качестве основы для строительства романтического пространства. Иногда оно «вшивается» в реальность-1, но чаще вся Европа переходит в параллельную вселенную, становится Европой-2. Во всех случаях оно пребывает вне или почти вне кельтской традиции. Романтическое пространство прочно связано с историческими романами Вальтера Скотта, Александра Дюма, Артура Конан Дойля, Сигрид Унсет и т. д. Порой более прочно, чем с действительной историей. Эго мир меча, таверны, дворцовой интриги, пергаментных грамот, брабантских кружев, лангедокских менестрелей, лесных дорог, рыцарских замков и роскошных костюмов.