Андреи Синицын - Фантастика 2002. Выпуск 3

— Мягко говоря, вряд ли. — А вот Николас был реалистом. Холодным… бр-р-р… прагматиком. — Вернее, существует определенная вероятность, но она ничтожнее тех мурашек, что бегают сейчас по твоей спине. Таких условий, как допустимый эксцентриситет орбиты и приемлемый для человеческих легких состав воздуха, еще недостаточно для зарождения жизни.

— А что еще для этого нужно?

— Да тысячи факторов!

Повисло минутное молчание. Редуард с восторгом размышлял о том, какая все-таки редкая штука — жизнь и как это важно — суметь правильно ею распорядиться. Николас пытался перевернуться на левый бок, но теснота камеры не позволяла. «Нет, это не ванна, — убежденно думал он, — это какой-то сидячий душ Харчо! В смысле, Шарко».

— Даже если необитаемая, — уступил Редуард. — Все равно, сходные погодные условия — это уже не мало. Атмосфера, климат… Сама собой решится проблема перенаселенности Земли. Эту планету даже адаптировать не требуется, хоть сейчас переезжай. И мы с тобой — ее первооткрыватели. Астрономы ведь не в счет. Пусть следят через свои телескопы, как мы первыми высаживаемся на ее девственную поверхность. Как думаешь, на родине нам поставят памятники? Ну хотя бы один на двоих?

— Надеюсь, нет, — поежился Николас. — По крайней мере в ближайшие сто лет. Лучше бы стипендию повысили… — Он усмехнулся. — Ты еще помечтай, как твой родной город по возвращении переименовывают в твою честь, а тебя самого выбирают его бургомистром. Я даже слоган придумал для избирательной кампании: «Из гибернации — в губернаторы!» Звучит?

— Ну, город не город, — раздумывал Редуард. — Но уж никто не запретит нам назвать своим именем какой-нибудь океан на открытой планете. Хотя нет, океаны бывают холодными, лучше пустыню. — Мурашки уже не бегали по его спине, они замерзали заживо. — Или вулкан.

— Не смеши мои магнитные присоски, — попросил Николас. — Твоим именем разве что бархан в пустыне назовут. А фамилией — грязевой гейзер.

— А твоим… твоим… — Редуард стиснул зубы, придумывая достаточно обидный ответ, и чуть было не пропустил облачко голубоватого газа, вылетевшее из прорезей в стенках камеры. Он вздохнул глубоко, почувствовал неестественную легкость в голове и покалывание в области предплечья, подумал:

«Сохранить остальное… В морозилке — как груши… Смешно…» — и не чувствовал больше уже ничего.

В таком состоянии ему предстояло провести 1826 ночей и дней.

Хотя какие в открытом космосе дни?

— …какой-нибудь сероводородный источник! — произнес Редуард Кинг, не размыкая век.

— Что источник? — раздался рядом слегка ошалелый голос ксенобиолога.

— Назовут. Твоим именем.

— А… И над этим экспромтом ты трудился девятьсот тринадцать суток?

— Сколько? — Редуард попытался присесть, ощутил лбом ограниченность окружающего пространства и открыл глаза.

Да, именно так. Девятка, единица и тройка уверенно обосновались посреди экрана, плюс к этому несколько часов, минут и секунд с долями, за которыми спросонок было не уследить.

— Я не трудился, — сказал он, откидывая крышку камеры. — Я спал.

— Серьезно? — ерничал Николас, выбравшийся из ванны по пояс. — И что снилось? Держу пари, какая-нибудь горячая девушка? — привычно пошутил он. Подтрунивание над обстоятельствами личной жизни Редуарда давно уже считалось в Академии хорошим тоном.

— Не помню. — После экстренной разморозки с просушиванием Редуард излучал чистоту и свежесть, как вывешенный на мороз пододеяльник, и не хотел пятнать себя участием в словесной перепалке.

— Неудивительно. Во время анабиоза жизненные процессы замедляются практически до нуля. В том числе мозговая активность. Твоя — в особенности.

Ксенобиолог достал из похрустывающего пакета апельсин, задумчиво взвесил на ладони, затем разжал пальцы. Апельсин упал на пол с металлическим звоном и никуда не покатился.

— Гипотремия, несовместимая с завтраком, — с сожалением констатировал Николас.

— Кстати. Ты как биолог должен знать, — не удержался Редуард. — Что это за домашнее животное — безрогое, парнокопытное, вдобавок ни бельмеса не смыслящее в апельсинах?

Ответить достойно Николас не мог. Разочаровавшись в цитрусовых, он предпринял попытку отхватить кусок от пригретой на груди груши, в чем теперь, судя по выражению лица, страстно раскаивался.

— Однако. — Редуард осторожно выпрямился, разминая суставы и мышцы после двух с половиной лет неподвижности. Ни онемения, ни судорог, радовался он, и кровообращение вроде бы в норме — спасибо реабилитационной автоматике! — Чего, интересно ради нас подняли в такую рань? Нам ведь, по-хорошему, еще спать и спать.

— Сейчас узнаем, — флегматично отозвался Николас, пытаясь обнаружить следы собственных зубов на окаменевшем фрукте. — Но наверняка что-то внештатное. Такое, что запрограммированному на все случаи жизни кибер-пилоту позарез понадобилась помощь двух гениев из плоти и крови. Заменить батарейку или что-то в этом роде.

Он встал, добрел, виртуозно шаркая магнитными подошвами, до входа в рубку и там воспарил. Редуард приотстал немного, улучил момент, чтобы еще раз взглянуть на решительный изгиб губ любимой, ее глаза и кудрявый локон, который умеет так нежно щекотать ухо. «А она совсем не изменилась», — подумал он, упрятывая фотографию в нагрудный карман.

— Ну что, батарейка? — весело спросил он, влетая в помещение рубки.

— Да нет. — Обращенное к многофункциональному экрану лицо ксенобиолога выражало озабоченность, а тон ответа был далек от шутливого. — Хуже. Или лучше. Я еще не решил.

— Да что там? — напрягся Редуард, подвигаясь к экрану.

— Корабль.

— В этой глуши? — удивился контактер. — Тут же во всей округе ни одной заслуживающей внимания системы. Кроме, разумеется, цели нашего назначения. Слушай, а может, за нами выслали контрольную экспедицию? Из нормальных ученых…

— Вряд ли. Нас наверняка предупредили бы. К тому же они летят не в ту сторону.

— То есть?

— Сам смотри! — Николас ткнул пальцем в яркую пульсирующую точку, вызвав мелкую рябь на чувствительной поверхности сенсорного экрана. Точка послушно трансформировалась в вектор направления, обросла сеткой пространственных координат.

Редуард Кинг, хоть никогда не умел, тут присвистнул.

Из картинки следовало, что обнаруженный корабль двигался им навстречу, то есть не К системе Солнце-два, а ОТ нее.

Объясняться это могло тысячью причин, но верить почему-то хотелось в самое несбыточное. Видимо, склонность к мечтаниям, в отличие от избыточной сутулости, не способно исправить даже долгое пребывание в тесном замкнутом пространстве.

— Не шипи… — поморщился Николас. — Вот погоди, через полчаса войдем в зону прямого радиоконтакта, тогда и пошипишь, и поквакаешь, и вспомнишь заодно, чему тебя учили на спецкурсах по интерполяционной лингвистике.