Андреи Синицын - Фантастика 2002. Выпуск 3

Левую, кажется, тоже. И вдвое чаше.

Могучий организм Ломаева уже в достаточной степени привел в порядок рассудок, чтобы тот помог сообразить: что-то не так. Что-то случилось. И виновный в случившемся находится здесь, в этих стенах.

Силлогизм стремительно развился дальше. Что бы ни случилось, виновны в этом явно не австралийцы. То есть, может быть, и они тоже, но лишь за компанию. Будь виновны они одни — политкорректный Типунов не стал бы вламываться в радиостанцию так, будто намерен всех тут повязать, отвести на припай и скормить морским леопардам.

Наверное, вчера действительно начудили… Но как?!

Ломаев ждал начальственного рыка. Но начальство, окинув единственным, зато безумным взглядом внутренность домика с одним вертикальным телом и тремя горизонтальными, воззрилось на рацию и магнитофон с таким ужасом, словно в последнем ползла не лента, а по меньшей мере гремучая змея. Вслед за тем из горла Типунова выползло свистящее, тоже напомнившее о змее, шипение:

— Это что?.. Это как понимать?..

— А что такое, Аркадий Степанович? — спросил Ломаев приветливым голосом Хомы Брута, обратившегося к ведьме со словами: «А чего, бабуся, тебе надо?». — Случилось что-нибудь?

— Случилось? — медленно произнес Типунов, растягивая шипящие согласные, как обозленный удав. — Сслучилосссь?.. — Задохнувшись, он метнулся к магнитофону, включил звук.

«…на весь материк, шельфовые ледники и прилегающие острова, исторически принадлежащие Антарктиде, а также территориальные воды и двухсотмильную экономическую зону. Считая самоопределение неотъемлемым правом каждого народа, мы, антаркты, заявляем о своей твердой решимости защищать независимость нашей страны от агрессии лю…»

Нетрезвый голос Непрухина Ломаев узнал сразу. Вслед за тем начало припоминаться остальное, но как-то кусками. Осколками смальты. Сборке мозаики помешал Типунов, остановивший воспроизведение и с остервенением изорвавший ленту в клочья.

— Доигрались? Мать вашу! Независимость объявили, так? Нацию основать решили? Антаркты! Суверенные и неприсоединившиеся! Пьяное болото!

— А что там дальше было? — спросил Ломаев, изнывая от любопытства.

Типунов задохнулся. Увидев на лице начальника блуждающие фиолетовые и зеленые пятна, Ломаев ужаснулся. Вообще-то среди зимовщиков Типунов считался неплохим начальником, отдавать его во власть инфаркта было бы жалко.

— Да что вы, Аркадий Степанович, — изрядно осипшим голосом примирительно забормотал Ломаев. — Мы же понимаем, не младенцы. Папу Римского к едрене-фене не послали, верно? Не послали. Джихад никому не объявили? Не объявили. Ни по чьему адресу не матерились? Не матерились. Так, пошутили немного…

Прежде чем рявкнуть, начальник станции издал слабый, полный муки-мученической стон, не услышанный Ломаевым по причине похмелья. Затем тесное помещение радиостанции наполнилось ревом, от которого беспокойно заворочался под столом Макинтош.

— Пошутили?!! Я вам пошучу! Вон со станции! Кто там за Шеклтоном прячется — Непрухин? Протрезвить мерзавца! Оба вон! Первым же бортом!

— Каким бортом? — озадаченно спросил Ломаев. — Туман же сплошной, самолет не сядет.

— Рассеется туман — сядет! Ил-76 примем. Из Владивостока. Ты лично полосу будешь расчищать! Один! Вручную!

Ломаев тяжко вздохнул. Недостаток научных знаний начальство во все времена компенсировало горлом. А зря, между прочим.

— Не рассеется туман, Аркадий Степанович, — сокрушенно покачал головой аэролог, разжевывая Типунову очевидное, и даже руками развел. — Теплый влажный воздух с океана над ледяным куполом — вот вам и туман. Он тут всегда будет, по всему побережью. Разве что стоковый ветер сдует его на фиг… Но хороший ветер с купола — это пурга, а в пургу самолет опять же не сядет…

— «Капитана Хлебникова» вернем!

Еще того лучше… Ломаев деликатно промолчал. Ляпнул Типунов сгоряча, с кем не бывает… Не такая шишка начальник антарктической станции, чтобы своей волей гонять по океану теплоходы. Да и начальнику всей экспедиции для этого недостанет шишковатости… Нет, случись настоящая беда, «Хлебников» вернется, но ради эвакуации двух провинившихся — держи карман. Круизные туристы Антарктиду уже повидали и видеть ее второй раз вряд ли захотят, правильно понимая, что Антарктида посреди Тихого океана — все равно та же Антарктида, ничуть не изменившаяся. Обещанную Тасманию туристы не увидят, и, надо думать, «Хлебников», вмиг перепрыгнувший полмира вместе с антарктическим шельфом, теперь держит курс на Гонолулу — пусть вместо Тасмании бездельники полюбуются на Гавайи. В рамках, так сказать, форсмажора. Для северян там в феврале самый сезон. Кокосы, серфинг, пальмовое вино, танцы в тростниковых юбочках. А начальник Новорусской пусть сам расхлебывает свой прокол — распустил подчиненных, понимаешь…

Ломаев вгляделся. Нет, Типунов еще не понимал того, что главным виновным окажется он сам. Или делал вид, что не понимает. Есть такая забавная юридическая формулировочка: виновность без вины. Как раз для него придумана.

— Да что «Хлебников», — со вздохом сказал Ломаев. — Далеко «Хлебников»… Ладно, признаю: напороли. Виноваты, искупим. — Он шагнул к койке и, не совсем деликатно сбросив с нее ноги храпящего Шеклтона, потряс Непрухина. — Игорек, вставай, тут такие дела…

Непрухин всхрапнул, свистнул носом, выдохнул порцию крепчайшего перегара и попытался перевернуться на другой бок. Ломаев затряс сильнее:

— Игорек…

— Уйди, — через силу простонал Непрухин. — Уйди или добей, нельзя так жить…

— Точно, — подтвердил Ломаев. — Без радиостанции жить никак нельзя. Вставай, болезный, техника накрылась…

Типунов выскочил из радиостанции в бешенстве. Так он и знал, так он и думал! Нельзя было оставлять на зимовку Ломаева с Непрухиным, поганой метлой их надо было гнать из Антарктиды! Мало ли — не первая зимовка у каждого и незапятнанная анкета! Пьянь, хулиганье! Хуже того — уголовники! Подшутили над мировым сообществом… А оно, сообщество, таких шуток не любит, за такие шутки приходится дорого платить. Вот пусть и платят! Пусть не воображают, что начальник станет их отмазывать, ему бы себя отмазать, он первый вставит им такой фитиль, что мало не будет. И австралийцы не лучше, жаль, что с интуристов не спросишь по полной программе…

— Сволочи! — от души сказал Типунов в туман, как в вату. Жаль, что никто не слышит. Ну ничего, на экстренном совещании, назначенном через полчаса — раньше негодяям не протрезветь, — оба шутника услышат много ласковых слов. К сожалению, Ломаев прав: эвакуировать их будет затруднительно. Значит, до первого борта, когда бы он ни прибыл, оба посидят под домашним арестом. А вот как выпутываться из скандальной истории — тут нужно еще подумать. Раз уж дело дошло до самых верхов — жди беды. Понятно, надо оправдываться, кричать о глупом недоразумении, каяться и клясться, что самые строгие меры уже приняты. Поможет ли? Ох, не факт. И чем в конце концов кончится дело — неизвестно…