Алина Распопова - Игра

– Гадость, – сказал Гораций.

– А по-моему, он очень даже хорошенький. У меня их тут тысяча. Вернее сначала была тысяча, – сказала она, слегка смутившись, выведя на экран целое поле своих плотно прижатых друг к другу подопечных, которых на первый взгляд было не больше двух сотен. – Некоторые сдохли. Ну что ты так смотришь на меня? Я вполне вписываюсь в допустимый процент смертности.

Гораций запустил калькулятор, который сосчитал, что зародышей на экране было всего триста восемьдесят шесть.

– С таким же успехом за ними могли бы следить автоматы, – заметил Гораций.

– Йоццо! Да ты что? – закричала Ниена_745. – Хочешь, чтобы нас выращивали роботы?

Гораций не понял, чем был вызван гнев Ниены_745. По его мнению, было бы вполне естественно поручить роботам следить за процессом развития человеческих эмбрионов. Если после подключения к Пространству вся жизнедеятельность людских тел была автоматизирована, то почему нельзя было автоматизировать и тот небольшой кусочек жизни человеческого тела до подключения его в сеть.

– Как ты себе это представляешь? – продолжала возмущаться Ниена_745. – Как ты объяснишь бездушным машинам, какой зародыш считать нормальным, а какой нет.

– Создается цифровой эталон полноценно развивающегося человеческого эмбриона, сверяясь с ним, автоматизированная система обеспечивает жизнедеятельность живых плодов, – спокойно ответил Гораций.

– Да ты себе представить даже не можешь, сколько потребуется входных данных! Ни один компьютер не сможет обработать такое количество, здесь столько всего нужно учитывать. Как, например, описать вот это?

Тут Ниена_745 нажала на один из пунктов меню, и Гораций почувствовал резкий неприятный запах. Нет, это даже был не запах, это была какая-то тошнотворная вонь, которую раньше Горацию никогда не доводилось нюхать. Это зловонье было несравнимо ни с чем. От него у Горация заслезились глаза, и Гораций понял, это был запах реальности. В Пространстве Горация окружали только приятные ароматы, а тут…

– Что это? – пытаясь зажать нос, спросил Гораций у Ниены_745.

– Образец запаха испорченного, начавшего гнить плода, – ответила Ниена_745. – По этому запаху я за пару секунд безошибочно определяю погибший эмбрион. А это как тебе?

Ниена_745 сделала рукой новый жест и комната наполнилась звуками. Включилась заблокированная ранее акустическая связь с реальностью. Услышанное, Горация не порадовало. Клокотание, бульканье, скрежетание, жужжание, свист доносились из динамиков. Гораций закрыл руками уши.

– Не нравиться? – торжествуя спросила Ниена_745. – Это звуки, по которым я определяю, что механизмы обеспечения жизнедеятельности моих эмбрионов работают нормально.

Гораций понял, изображение, запахи и звуки реальности были несравнимы ни с чем, что встречалось в Пространстве. Они были иными. Они были чудовищны.

– Йоццо! Ну и как прикажешь описать всё это?

Гораций махнул рукой, ему уже не интересен был их разговор. Он переживал свою первую встречу с реальностью. Гораций был поглощен теми ощущениями, которые сейчас испытал. Всё было слишком непривычно, некрасиво, неприятно, отталкивающе. Гораций не мог понять, как людям в своё время так умело удалось оцифровать реальность, что перенесенная в Пространство, она стала совершенно иной.

На экране снова появился один из червячков-эмбрионов.

– Нет, только человек может вырастить человека, – приговаривала Ниена_745, колдуя над кнопками управления. – Каждые два месяца мне дается под наблюдение партия готовых эмбрионов. Я настраиваю систему жизнедеятельности каждого из них, регулирую приток необходимых веществ и провожу регулярные проверки их состояния. Выпускать в Пространство только полноценных людей – самая главная задача нашего центра.

– А неполноценных куда? – поинтересовался Гораций.

– Йоццо! В брак, конечно, – ответила Ниена_745. – Их уничтожают. Подключение к Пространству тел, имеющих при диагностировании какое-либо отклонение от эталонных характеристик, является нецелесообразным, потому что дальнейшее их содержание будет экономически нерентабельным.

Это как-то не вязалось с гуманными принципами Пространства, в котором жизнь каждого человека провозглашалась бесценной. А в реальности, всё было иначе. Здесь живые люди, неудовлетворяющие заданным параметрам, хладнокровно уничтожались.

– Это пока не люди, – глядя на недоумевающее лицо Горация, медленно, как будто пытаясь разжевать для него эти слова, сказала Ниена_745. – Людьми они станут только после подключения к Пространству. А для этого им надо вырасти здоровыми. В питомнике если что, разговор короткий, на любом этапе развития неполноценный плод уничтожают.

Гораций снова посмотрел на экран. Червячок-эмбрион еле заметно пульсировал внутри своего несимпатичного убежища. Способен ли он думать? Чувствует ли что-нибудь? Имеет ли уже собственное сознание? Человек ли это уже или ещё нет? Гораций не знал. Те, кто не был подключен к Пространству, воспринимались всеми, как нечто неодушевленное.

– Да ты не переживай, – попыталась успокоить его Ниена_745. – Наши генетики работают над усовершенствованием ДНК. При рождении брак уже не превышает сорока пяти процентов. Мы производим отличные оболочки мозга.

При этих словах Ниена_745 засмеялась и шутя хлопнула Горация по лбу, тот же продолжал стоять, глядя на экран. То, что он видел там, мало походило на человека. Хвостатый головастик в нелепых складках… Гораций задал общий план и со стороны посмотрел сам на себя. Он увидел стройного молодого человека с гладкой кожей, с четким рельефом накаченных мышц, проступающих сквозь одежду, высокого, красивого. Он ничем не был похож на то неприглядное полупрозрачное существо, которое плавало на экране.

– Ты уверена, что из него когда-нибудь получится человек? – недоверчиво спросил Гораций, указывая на эмбрион.

– Йоццо! Конечно! Ну а ты как думал, из кого мы получаемся? Не из обезьян же, – язвительно воскликнула Ниена_745. – Да ну тебя, время заканчивается, пошли.

Горацию пришлось последовать за Ниеной_745. Через мгновение они уже снова сидели в громыхающем вагончике экскурсионного поезда. С досадой подумав о том, что пришлось потратить ещё один телепорт, а три телепорта за день, это уже слишком, Гораций огляделся вокруг. Экскурсия по Ливингстону подходила к концу. Завершая виражи между городских зданий, поезд входил на американские горки. Причудливые строения Ливингстоуна, остались позади, и экспресс, добравшись до самой высокой точки своего пути, понесся вниз. В ушах засвистел ветер, а мощный поток воздуха прижал Горация к сиденью кресла. Гораций обожал горки, но сегодня он не обращал внимания ни на присущую им будоражащую тряску, ни на волнующее громыхание рельс, ни на захватывающую дух скорость. Все мысли Горация были о реальности, о том, что он только что увидел в питомнике. Реальность поразила его. Реальность Горацию не понравилась…