Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны. Том 2

— Интересно, а как дела у других? — спрашивает воин-жрец.

— Либо лучше, либо хуже, а может, так же, — отвечает его спутник и смеется.

Разглядывая кости вокруг себя, Мадрак едва успевает среагировать на атакующего зверя. Он поднимает свой посох, и начинается битва.

Он бьет его между рогов и по бокам. Размахивая посохом, лупит тварь — колет, рубит, режет. Сходится с ней в рукопашной.

И так они дерутся, нанося друг другу урон и увечья, пока наконец не поднимает чудовище Мадрака на рога и не швыряет его через всю комнату. С грохотом рушится толстяк левым плечом на груду костей. Когда пытается он подняться, раздается вдруг леденящий душу рев, это, набычившись, мчится на него Минотавр. Мадраку удается встать на четвереньки, и он начинает выпрямляться.

Но тень черной лошади падает на чудище, и оно исчезает — полностью и навсегда.

Мадрак склоняет голову и поет Литанию Возможно Должной Смерти.

— Миленько, — фыркает его спутник, когда он доходит до заключительного «Аминь». — Знаешь, толстячок, мне кажется, я нашел Не Ту Дверь. Я-то могу войти, ее не открывая; так что решай, что ты будешь делать.

— Погоди чуть-чуть, — говорит Мадрак, выпрямляясь. — Каплю наркотика, и я буду как новенький и сильнее, чем раньше. И тогда мы войдем вместе.

— Отлично. Я подожду.

Мадрак вкалывает себе наркотик, и через некоторое время он — почти бог.

— Ну а теперь показывай дверь, и пойдем.

— Вот она.

Дверь — огромная, неприступная, бесцветня в инфракрасных лучах.

— Открывай, — говорит Тифон, и Мадрак так и поступает…

В отсветах пламени он играет, треплет рукавицу. Размером примерно с двух или двух с половиной слонов, развлекается он со своей игрушкой, лежа на куче костей.

Одна из его голов принюхивается к неожиданному сквозняку из-за Не Той Двери; две головы ворчат, а третья роняет рукавицу.

— Ты понимаешь, что я говорю? — спрашивает Тифон, но ни искорки интеллекта, ни проблеска хоть какого-то понимания нет в шести красных глазах. Хвосты его подергиваются, и он встает, весь в чешуе, необоримый, на фоне беспокойного зарева.

— Красивый песик, — комментирует Мадрак, и тот виляет хвостами, разевает пасти и бросается вперед.

— Убей его! — кричит Мадрак.

— Невозможно, — отвечает Тифон. — Вовремя — невозможно.

Добравшись наконец до мира Интерлюдичи и пройдя через внезапно открытые поэтом в черноте зеленые двери, Вэйким и Врамин вступают в безумный мир, где в избытке дожди и религии. Быстроногие, останавливаются они на влажном торфе у города, чьи жуткие черные стены нависают прямо над ними.

— Теперь мы войдем внутрь, — говорит поэт, поглаживая свою небесно-зеленую бороду. — Мы войдем через вон ту маленькую дверь, видишь, слева; я открою ее для нас. Потом мы загипнотизируем, подчиним стражей, которые могут там оказаться, и пойдем прямо к сердцу города, к его главному храму.

— Стащить башмаки для Принца, — говорит Вэйким. — Странное задание, особенно для такого, как я. Если бы он не обещал мне вернуть мое имя — мое настоящее имя — перед тем, как я убью его, я бы не согласился на это.

— Понятно мне это, Лорд Рэндалл, мой сын, — говорит Врамин, — но скажи мне, что ты собираешься делать с Гором, который тоже хочет убить его и который работает сейчас на него, только чтобы получить в качестве вознаграждения такую возможность?

— Убью, если понадобится, сначала Гора.

— Меня впечатляет стоящая за всем этим психология, и я надеюсь, ты дозволишь мне еще один вопрос: какая разница, ты убьешь его или Гор? В любом случае он будет все так же мертв.

Вэйким молчит, задумавшись, словно это впервые пришло ему в голову.

— Но это же мое поручение, а не его, — говорит он наконец.

— В любом случае он будет все так же мертв, — повторяет Врамин.

— Но не от моей руки.

— Да. Но я не вижу никакой разницы.

— По сути дела, я тоже. Но поручение же было дано мне.

— А может, и Гору.

— Но не моим хозяином.

— А почему у тебя должен быть хозяин, Вэйким? Почему ты не сам себе хозяин?

Вэйким трет себе лоб.

— Я… не… по правде… не знаю… Но я должен делать, как мне сказали.

— Понимаю, — говорит Врамин; и пока Вэйким сбит с толку, крохотная зеленая искорка прочерчивает дугу между кончиком трости и его затылком.

Он шлепает себя по затылку и чешет там.

— Что?..

— Местное насекомое, — говорит поэт. — Ну ладно, пошли к двери.

И она открывается перед ними на стук его трости, и стражники впадают в сонливость, не успев заметить зеленую вспышку. Прихватив у двоих из них плащи, Вэйким и Врамин направляются прямо к центру города.

Храм найти несложно. Другое дело — войти в него.

Перед входом маячат стражники, одурманенные наркотиками.

Путники смело подходят и требуют, чтобы их пропустили. Восемьдесят восемь копий Внешней Стражи нацелены на них.

— Публичного Поклонения не будет до закатного ливня, — вещают охранники в священных конвульсиях.

— Мы подождем. И они ждут.

С закатным ливнем они присоединяются к процессии мокрых богомольцев и вступают во внешний храм.

При попытке пройти дальше их окликают триста пятьдесят два одурманенных наркотиками копейщика, охраняющих доступ вовнутрь.

— У вас есть бляхи богомольцев внутреннего храма? — спрашивает старший.

— Конечно, — говорит Врамин, поднимая трость. И похоже, это так, поскольку стража расступается.

Теперь уже у самого Внутреннего Святилища окликает их предводитель пятисот десяти одурманенных наркотиками воинов, преграждающих им путь.

— Кастраты или нет? — спрашивает он.

— Конечно, кастраты, — с обидой заявляет Врамин красивым сопрано. — Дайте пройти.

И вспыхивают его глаза зеленью, и отступает воитель с дороги.

Войдя, они присматриваются к алтарю с его пятьюдесятью хранителями и шестью странными жрецами.

— Вот они, на алтаре.

— Как их нам заполучить?

— Желательно стибрить, — говорит Врамин, протискиваясь, пока не началась телетрансляция, поближе к алтарю.

— А как?

— Может, нам удастся подменить их парой своих собственных и уйти прямо в священных.

— Можно попробовать.

— Тогда предположим, что их уже минут пять как увели.

— Понял, — говорит Вэйким и наклоняет голову, словно в молитвенном экстазе.

Начинается служба.

— Славьтеся, о Башмаки, — гнусавит первый жрец, — носители ног…

— Славьтесь! — подтягивают остальные пятеро.

— Хорошие и добрые, благородные и благословенные Башмаки…

— Славьтесь!

— …пришедшие к нам из хаоса…

— Славьтесь!

— …дабы просветить наши сердца и поддержать наши пятки.

— Славьтесь!

— О Башмаки, опора человечества с рассвета цивилизации…

— Славьтесь!