Юрий Корчевский - Пушкарь (сборник)

Для начала я решил ограничиться одним совком. Засыпал его в короткий ствол, утрамбовал прибойником, заложил пыж. Мужики уже подтащили в деревянной бадье каменный дроб. Я забил его в ствол и снова наложил пыж. Времени катастрофически не хватало, через бойницу я видел ползущих на стену татар. В боковую бойницу залетело несколько стрел, и один из помогавших мне мужиков упал со стрелой в шее. Мы снова начали наводить – я прицеливался по стволу, Прошка двигал деревянную колоду влево или вправо, повинуясь сигналам моей руки. Готово! Снова я схватил фитиль, приложил к затравочному отверстию, благоразумно встав сбоку. Ба-бах! В этот раз ветер дул уже навстречу, поэтому дым снесло в сторону и можно было видеть результат стрельбы. Каменный дроб, где каждый камушек был размером в полкулака, выкосил среди нападавших изрядную прореху, однако атаки не остановил. Мы снова кинулись заряжать тюфяк. Прохор оказался парнем глазастым и понятливым, почти сразу подавал мне, что требовалось, и в этот раз зарядить тюфяк удалось значительно быстрее, и сыпанул пороха я теперь полтора совка. Снова прицеливание, снова выстрел. В этот раз заряд полетел дальше, выстрел был точнее и стена почти очистилась. Но и татары, оценив угрозу со стороны пушки на башне, осыпали нас стрелами. Сверху нас защищал навес, опасность представляли бойницы, открытые на три стороны. Рассудив, что наибольшую опасность представляла фронтальная бойница, мы закрыли ее деревянным щитом, стоявшим рядом. Частый стук от стрел по щиту, крыше и стенам показал, что враг по достоинству нас оценил и стоило поберечь голову, не высовываясь из бойницы. Уже действуя более спешно, мы зарядили тюфяк еще раз. Я уже опытным путем определил навеску пороха и каменного дроба, дальность стрельбы. Была она крайне невелика – не больше ста метров, из лука можно было выстрелить чуть не втрое дальше, да и точнее, но… один тюфяк, стреляющий дробом, на близком расстоянии буквально выкашивал нападающих, будто разом, одновременно стреляли из луков два-три десятка воинов. Я знал, что пройдет еще много лет и пушки усовершенствуются, станут точнее, быстрозаряднее и убойнее. Но пока…

Атака татар временно была отбита, они с воем откатились на обширную поляну перед городом, где на дистанции метров в триста от стен стоял небольшой шатер. Можно было передохнуть, по нашим закопченным лицам бежали струйки пота, мы дышали, как загнанные лошади. Да и то – весил тюфяк, вероятно, около полутонны, может, чуть меньше, наводя его, пришлось ворочать в стороны, заряжать, не мешкая, снова подтаскивать к бойнице. Колес лафет не имел. А было нас всего трое – я, холоп Прохор да один из пришедших на помощь мужиков.

Мы присели на колоду. Снизу раздались голоса, звон оружия, шагов, и на площадку, пыхтя и отдуваясь, забрался воевода:

– Лекарь, ты? – сильно удивился он.

– Я.

– Мне сказывали, десятник и пушкарь убиты, я на помощь кинулся, а тут смотрю – тюфяк стреляет, нападение отбито. Так это ты, вестимо, стрелял? – не верил воевода.

– Он, он, – подтвердили окружавшие.

– Молодца! Так, ты пушкарь или знахарь? Людишки к пушкам даже подходить боятся, а ты вон управился, еще бы чуток помедлил, не удержали бы басурман. Вовремя ударил, на стенах людей половину поубивало, а пушкарей и вовсе почти не осталось. От отечества и города спасибо, вот боярин возвернется, все ему обскажу.

– Так сейчас-то мне что – идти людей лечить или пушкой заниматься?

– Пойди по другим башням, у нас еще четыре пушки есть, да пушкарей, вишь, не осталось. Для нас сейчас важнее огненный бой, не удержим без него город.

Распорядившись выделить мне еще полдюжины ополченцев, воевода быстрым шагом двинулся к воротам, а я в окружении Прохора и преданных мне ополченцев пошел к другой башне. Картина здесь была почти такая же, как и в первой башне. Лежали убитые стрелами ратники, и стояла пушка. Если тюфяк стрелял дробом, то пушка стреляла ядрами – каменными, чугунными, свинцовыми. Ядра лежали аккуратными пирамидами недалеко от пушки, вероятно, ребятам не повезло – успели выстрелить всего несколько раз. Мы зарядили пушку, попутно я объяснял мужикам, кто и что будет делать – кто будет сыпать порох, кто заталкивать в ствол пыж, ядро. Я оставил за собой самое ответственное – прицеливание и поджигание заряда. Наконец пушка оказалась готова к выстрелу. Времени на ее зарядку ушло больше, чем на тюфяк, так как ствол оказался длинным и кидать туда, как в тюфяк, дроб рукой не получалось. Я стал в раздумье: опробовать, пальнув по татарам, – а вдруг разворошу этот осиный улей? Или погодить? А, пальну, хоть опробую пушку. Я попробовал навести бронзовый ствол по шатру, взял в руки тлеющий прут, мужики в испуге отбежали в стороны. Поджег, мучительно прошли несколько секунд, и грянул выстрел. Колеса у пушки были закреплены деревянными клиньями, поэтому она только сильно подпрыгнула, но назад от отдачи не покатилась. Ядро попало в шатер, чему я и сам удивился, однако дуракам, пьяницам и начинающим бывает и везет. От шатра врассыпную кинулись татары, кто на своих двоих, кто запрыгнув на лошадь. В стане поднялась паника, в сторону города принялись метать стрелы, но ввиду дальнего расстояния большого вреда не причинив. В дальнейшем оказалось, что этим ядром был ранен предводитель татар – ему оторвало ногу ниже колена. Об этом поведал захваченный через три дня в плен татарин. Больше в этот день атак не было, я успел обойти все башни, где стояли тюфяки и пушки, зарядил их и направил на опасные направления. Возле каждой пушки оставались по несколько человек, следить, чтобы не гас костерок и прут был раскаленным.

В городе была беготня, обстрела не было, женщины шли проведать своих, несли продукты, воду, брели от стен раненые. Я снова пошел к своему «госпиталю». Кое-кто был уже перевязан, человек десять ждали моей помощи. Снова обработка ран, наложение швов, перевязки, шинирование рук и ног. Когда раненые кончились, сил радоваться уже не было. Я наказал Прохору разбудить меня в случае чего, лег на лавку рядом со столом и провалился в сон.

Проснулся от радостных криков на улице – оказалось, проспал я до утра, а ночью татары ушли, оставив вокруг города выжженные пятна от костров и обглоданные кости съеденных овец и лошадей. Воевода осторожно через чуть приоткрытые ворота выпустил небольшие разъезды в разные стороны – разведать, куда делись нечистые, может, за ближайшим леском хоронятся. Разъезды вернулись ни с чем, в полдня пути татар не было нигде. За этот день я успел обмыться, хорошо покушал и валялся в полудреме в своей комнате.

Осторожно постучав, в комнату вошел Проша. За прошедшие дни татарского нападения мы сблизились – он помогал в работе с ранеными, не убоявшись крови и мучений, в эпизоде с тюфяком не бросил позорно, стоял рядом со мной, при стрельбе только закрывал глаза и мелко крестился.