Юрий Корчевский - Пушкарь (сборник)

Демьян внезапно наклонился ко мне и сказал прямо в ухо:

– Видения-то были какие?

Я ответил шёпотом:

– Нет ещё, надо полнолуния дождаться.

Демьян понимающе кивнул.

– Справлялся я в первопрестольной о Симеоне, государем на трон посаженном, как ты и сказывал. Все указы Симеоном пишутся как царём, а государь наш на поклон к нему, как простой боярин, ездит да в челобитных своих к Симеону тому величает себя не более как князем московским Иванцом Васильевичем. Что делается-то, опасаюсь я маскарада сего!

– Ещё год так будет, и сошлет его государь в Тверь. А вот Стефан Баторий, о котором тебе уже говорил, много бед Руси принесёт, коварным злодеем себя явит.

Наместник помолчал, обдумывая мои слова. И уже обычным голосом, не таясь, сказал:

– Я вот что тебя позвал. Был я в первопрестольной, вернулся только как три дня. Знакомец старый встретился, вместе воевали. Ноне вверх поднялся, в Поместном приказе чин большой у него. Помимо прочего сильно интересовался – нет ли у меня лекаря толкового на примете. Я тебя и рекомендовал настоятельно. Съездил бы ты в Москву, чай – недалеко.

– Чем болен твой знакомец?

– Не скажу – не знаю, умолчал он о сем. Ну так как?

– Чего не съездить, коли сам наместник просит. Только ведь я задарма не работаю.

– Я уж ему сказал про это. Думаю, ты в накладе не останешься, боярин в силе. Грамотку я тебе прямо сейчас напишу, вручишь при встрече. А найти его просто.

Наместник объяснил, как можно найти дом боярина, да имя его.

– Когда поедешь?

– Завтра с утра.

– Вот и славно. На словах передавай ему от меня привет.

Наместник крикнул:

– Эй, кто там?

В открывшиеся двери заглянул слуга.

– Перо мне и бумагу, живо!

Когда принесли письменные принадлежности, наместник уселся писать к боярину. Писал долго, старательно, высунув кончик языка, как увлёкшийся школьник. Когда перо перестало скрипеть, Демьян посыпал написанное песком, сдул и протянул мне.

Я взглянул на бумагу и едва не рассмеялся. Воевода корпел над писаниной чуть ли не полчаса, а написано было корявым почерком два предложения, причём строчки уползали вниз.

«Иван прими лек о ря как уг а вар е вались. Твой старый знакомец воевода Демьян сын Акинфия».

Ошибок было много, но я заставил себя быть серьёзным.

– Благодарю, Демьян.

– Мелочь! – Демьян небрежно махнул рукой.

Мы попрощались, причём Демьян взял с меня слово по приезду обязательно его посетить. Не знаю, чего он хотел больше – узнать, как прошло лечение его знакомца, или московские сплетни.

Я отдал домашним распоряжения, оставил кухарке деньги – слуг-то кормить надо, коли взял на службу. Собрал инструменты и, отлично выспавшись, утром выехал в Москву.

Поначалу пустынный тракт по мере приближения к столице становился всё оживлённее и шире. Спешил по делам служивый люд, тряслись на повозках крестьяне, везущие в ненасытный город провиант – из-под холстин, укрывающих груз, были видны рыбьи хвосты, свиные ноги, капуста с брюквой и репой. Мчались гонцы, степенно ехали купцы. И над всем трактом стоял шум от множества копыт, криков ямщиков, ржания лошадей, скрипа колёс. И пыль – в горле, на зубах, одежде… Все мечтали об одном – боковом ветерке, который снёс бы пыль в сторону и позволил дышать полной грудью.

На четвёртый день показались посады, а за ними – и луковки и шатры церквей. Добрался!

Следуя объяснениям Демьяна, я ехал по гулкой мостовой среди малых и больших домов, мимо деревянных и каменных церквей с кладбищами. Показались ворота Китай-города, через которые попал в центральную торговую часть столицы. У стен кремля раскинулась огромная площадь. На главном московском торге с множеством рядов лавок, навесов торговали и с возов и прямо с земли. Объехав скопление людей и повозок, поскакал по оживлённым улицам Зарядья, нашёл нужную улицу и дом внутри Китай-города. На стук в ворота выглянул слуга, оглядел лениво, но бумагу от Демьяна взял.

Я уже устал ждать ответа на солнцепёке и подумывал, не отъехать ли на постоялый двор, как калитка открылась.

– Боярин к себе просит.

Слуга распахнул одну половинку ворот, и я завёл коня на довольно тесный двор, уложенный дубовыми плашками. Уже это само по себе говорило о достатке хозяина.

Подбежал подросток, взял коня. Слуга же повёл меня в каменный дом, но не через парадное крыльцо, а через чёрный ход.

Следом за слугой я прошёл в трапезную. За столом сидел хмурый худой боярин. В руках он крутил грамотку от Демьяна.

– Здравствуй, боярин.

Хозяин дома скользнул по мне взглядом, остановившемся на серых от пыли сапогах.

– А поклон где?

– Извини, боярин, похоже – я ошибся, не в тот дом попал.

Я повернулся, прошёл мимо ошарашенного слуги, повернул налево и вышел через парадную дверь во двор.

Спустившись по ступенькам высокого крыльца, я направился к конюшне. Паренёк из конюхов ещё не успел расседлать моего коня. Я взял Орлика под уздцы и вывел из конюшни. Во дворе меня уже ждал слуга.

– У тебя что же, спина переломится боярину поклониться? Батогов захотелось? Али плетки?

– Пошёл бы ты знаешь куда? Дорогу подсказать? Ворота открой, поеду я.

Вот удружил Демьян, так удружил! Видно, не настолько боярин и болен, коли важность и спесь свою показать решил. Пусть другой кто – те же холопы его – перед ним спину гнут. Я же человек свободный, сам по себе. Перед государем поклонюсь, поскольку он помазанник Божий, да перед алтарём в храме. А боярин для меня – не господин.

Поскольку слуга ворота не собирался открывать, я решил открыть их сам. Только начал отодвигать в сторону запирающий брус, как услышал грозное рычание, довольно быстро приближающееся сзади. Я резко обернулся.

Слуга выпустил собаку, и теперь ко мне нёсся здоровенный чёрный кобель. Пёс с раскрытой оскаленной пастью и горящими жёлтыми глазами прыжками приближался ко мне.

Выхватив нож, я выждал и, когда до пса оставалось два-три метра, метнул в него тяжёлый клинок. Сверкающее лезвие вошло в глаз, пробило череп. Грозный рык перешёл в громкий визг, внезапно оборвавшийся. Даже не дёрнувшись, пёс свалился замертво.

Ну – ничего себе у них здесь манеры – людей псами травить! Не от Ивана ли Грозного опыта оргий кровавых набрались?

Слуга растерялся – он не ожидал от меня решительных действий.

Я подошёл к лежащей собаке, вытащил из тела нож, обтёр его о шерсть убитого пса и вложил в ножны. Судя по «весёлому» приёму, нож ещё может мне пригодиться.

И только я взялся за створку ворот, как от крыльца раздался голос:

– Повеселились и будет! Прохор, убери пса. Лекарь, может – поднимешься в дом?

Я обернулся. На крыльце с ухмыляющейся довольной физиономией стоял боярин. Послать его куда подальше или молча уехать? Других подходящих вариантов для себя я не видел.