Антон Дубинин - Узкие врата

Девочка обернулась, еще раз просветила его глазами ( она видит в темноте ), и он постарался поглубже ввинтиться в спальный мешок.

— Ладно, — выговорил наконец Мариус, когда молчание уж слишком затянулось. — На шпионов вы вроде не похожи, хотя… Хотя, парни, скажу честно, я вам не доверяю. И поэтому пускай отец Стефан с вами разбирается. Как он скажет, так оно и есть. Только и не мечтайте, что я вас к нему прямо так и поведу! — Он встал, и с коленей посыпались позабытые и неубранные вещи — ручка, блокнот, тюбик зубной пасты, пачка таблеток, Аланова личная карта… — Пойдете с закрытыми глазами. С завязанными. Да я еще, пожалуй, с утра посоветуюсь кое с кем…

— Может, тогда лучше вашему… лучше отцу Стефану к нам прийти? — робко предложил Алан, стараясь не глядеть на девочку. Что-то в ней было жутковатое. И почему-то совсем не странно, что она видит в темноте…

— Отцу Стефану, ишь ты, — подал голос младший из сыновей, опуская наконец ружье.

— Лучше было бы так, — резонно согласился Мариус, пресекая сыновнее веселье единым взглядом. — Да только он не пойдет. Он… не ходит.

— Он что, инвалид? — спросил Фил, которого наконец отпустило напряжение — и взамен тут же вернулась боль в спине. Он только и мог мечтать о том, чтобы снова лечь плашмя, когда они все наконец уйдут.

— Сам ты инвалид, — внезапно разъярился Мариус, тыча носком башмака в Филов рюкзак, похожий на сдувшегося резинового бегемота. — Думай сперва, гостюшка, прежде чем такое говорить… Просто — не ходит он. Почему — это его дело. Обет у него, может, какой. А может, просто не хочет. К нему ходят, а он — нет. Понятно?

— Чего ж тут непонятного, — покладисто согласился Фил, понимая, что еще чуть-чуть — и он не выдержит, ляжет ниц прямо при всей этой толпе. Схватка с бедняжкой Розой явно не пошла на пользу здоровью.

— Ладно, пойдемте, — махнул рукою милосердный Мариус своим домочадцам ( да, да, идите, пожалуйста, да…) — А вы, гостюшки, не обижайтесь, что мы на вас так. Беда-то много у кого, а отец Стефан один на всех. Спокойной вам ночи. Поутру встретимся.

Шаги их наконец затопали по кряхтящим перекладинам приставной лестницы. Первой вниз скользнула тихая, как мышка, девочка; последним в дыре скрылся лохматый рыжий затылок ее отца. Фил постоял еще чуть-чуть, по-Годефреевски скрестив руки на груди, провожая взглядом мятущийся свет фонаря; а потом лег на пол мгновенно, почти что упал, и сказал своей боли, что все не зря, что все-таки они победили… И завтра, все-таки завтра перед ними предстанет деус экс махина, тот, кто все решит, спасительный старик.

…«Старик», — смутно пронеслось в голове у Алана при виде согнутой у печки сухощавой фигуры.

Домик, в котором жил Стефан, оказался потрясающе маленьким, кажется, тесным даже для одного. И деревянным, не каменным. С тонкой железной трубой, торчащей из почти что плоской крыши. Повязки с глаз только что сняли — Алан за время пути успел отбить себе все пальцы ног о торчащие из земли камни и корни, но все равно создавалось впечатление, что их водили кругами. Дольше, чем нужно, чтобы запутать: склон вверх, склон вниз, вдоль по ущельицу, склон вверх, и налево, и направо… Мариус вел не очень-то заботливо, Алан то и дело пытался упасть; кажется, Филу повезло больше — его вожатым оказался седоусый высокий старик с хваткой несколько более крепкой. Но повязки только что сняли (после, наверное, часа или полутора ходьбы в красноватой тьме), и бледный дневной свет — утро выдалось бессолнечным — заставлял глаза слегка слезиться. Хорошо еще, что в доме было сумрачно, только красноватые отсветы от разжигаемой железной печки да немного дневного света из маленького окна. Роза, шедшая впереди, в длинном платке, накинутом на плечи и едва ли не волочившемся по земле за ее маленькой фигуркой, в черном прямом платьице, обернулась, спросила глазами — постучать?

— Стучи, дочка, — кивнул Мариус, на всякий случай не снимая тяжелой руки с Аланова плеча. И она легко стукнула в низкую дощатую дверь, где между досок торчали лохмы пакли, и взялась за ручку своими слабыми руками, уже готовая толкнуть дверь вперед, предугадывая пришедший изнутри ответ:

— Заходите! Я дома.

Старик — такой, как я и думал — разогнулся им навстречу, очень загорелый от красных отсветов на обнаженных по локоть руках — рукава закатаны… И серы были его волосы, пегие от седины (ему пятьдесят с лишним), прямые или самую малость вьющиеся, отдельными прядями лежащие на шее. Но тут —

— Владыка… Мы привели, сэр… Эти двое говорили, что у них беда. Что они за помощью.

« Владыка». Вот все у них как.

Тут кардинал Стефан ( сэр ) обернулся, и они увидел его лицо.

…Его лицо — Алан сморгнул — было совсем молодым. Не старше меня — нет, все-таки старше, может быть, лет тридцать. Или тридцать с небольшим. Странен, как-то нелеп и неоправдан был контраст между волосами, пегими от седины, неровной шапочкой закрывавшими уши, и гладким, почти юношеским в красноватом свете лицом без морщинок, гладко выбритым, с темными, широкими, сходящимися на переносице бровями. Тому, к кому Алан шел за помощью, должен идти шестой десяток. «А может, это не тот?» — мелькнула мысль, столь же дикая и несуразная, как и все происходящее — но Стефан улыбнулся, делая шаг навстречу, и дикая мысль умерла. Он был тот . Тот, который нужен.

— Да, благодарю, Йакоб. Спасибо, Мариус. И тебе спасибо, Роза. Вы все сделали правильно.

— Но, сэр… — Старший из проводников все мялся на пороге, не решаясь ни войти внутрь, ни отшагнуть совсем уж за дверь, переставая контролировать подозрительных гостей. — Вы уверены, сэр…

— Да, уверен. — По-юношески легкий и гибкий, Стефан — высокий, даже, пожалуй, долговязый, в серой полотняной рубашке и толстом фартуке поверх, прикрыл дверцу печи, угашая алые отблески. Голос его был совсем молодым и спокойным, похожим на… Где Алан мог слышать такой голос?

— Хорошо, что вы привели их. Я их давно жду. Я говорил вам, помните, что они должны прийти.

Кустистые рыжие брови Мариуса поползли наверх. Маленькая Роза, приоткрыв бледный ротик, строго и очень осмысленно глядела на отца снизу вверх. Она одна изо всех, кажется, принимала происходящее как должно.

— Сэр! Но вы говорили, что они должны… А эти сказали, что…

— Неважно, — мягкая, но непререкаемая властность изменила интонацию кардинала-колдуна — слегка, но ровно на столько, чтобы Алану стало очень неприятно. — Вы им не сразу доверились, и они вам, естественно, тоже. Но это те самые гости, которых я ждал.

( Какие — те самые? Что это все…)

— А вы здравствуйте, юноши, — на этот раз Стефан обращался к ним, стоя уже совсем близко, почти вплотную, и Алан в ясном свете, падавшем из-за двери, видел его лицо в мельчайших подробностях — от маленького белого шрамика, пересекающего бровь, до легкой коричневатой россыпи веснушек на худых щеках. Чуть неправильное лицо, острые скулы, глаза — карие. С легкой зеленцой вокруг зрачка. — Здравствуйте, Годефрей, здравствуйте, Алан. Я рад, что вы пришли.