Антон Дубинин - Узкие врата

Это ведь Алан, выйдя из Сент-Винсентского изолятора на свет Божий, потирая ладонями еще спящие, красноватые глаза (их подняли в половину седьмого утра, чтобы выпустить на вольную волю), растерянно, но совершенно твердо, будто так и должно быть, отвечал Филу на его выплюнутые, как надоевшая жвачка, слова («Ну, все, с меня хватит. Пожалуй, поискали королей — и довольно, пора домой»):

— Ты, Фил… Поступай как знаешь. А я буду искать дальше… Потому что я отцу Стефану обещал.

Обещал…

Может, это было волшебное слово «обещал». А может, еще что-нибудь. Но Фил остался, Фил вместо того, чтобы отправиться на вокзал, высматривать подходящий поезд до родной столицы, зашагал на трамвайную остановку, чтобы сначала выбираться за город, потом — стопом по шоссе до Виттенберга, а оттуда — по трассе местного значения, на Кастелен, при успехе можно дней за пять добраться, если остановиться в том же Форт-Раймонде, в их странноприимном доме — по две марки за койко-место на ночь.

И об этом своем решении он сожалел теперь, сидя в пластиковом кресле грязно-голубого цвета, мрачно глядя в темное запотевшее окно. На подоконнике — улечься бы туда, да уборщики все равно прогонят — стояла пластмассовая пальма в кадке, должно быть, украшение вокзала. Чтобы посетителям не так тоскливо было ожидать поезда. Смотри себе на пальму и думай, что ты у моря, на окситанском курорте… Боже мой, до чего же мерзкая пальма. Так бы и выдрал ее к Темным.

Фил опять согнулся, заходясь в натужном кашле. Горло его изнутри словно натерли наждачной бумагой. Сентябрь выдался не холодный, но переменчивый, с дождями, подлыми влажными ветрами — все, что вам нужно для пробуждения бронхита. Выкашливая под ноги душу, Фил несколько секунд посипел, как вымирающий динозавр, в попытке восстановить дыхание. Алан тревожно взирал на него с соседнего сиденья. Он, как всегда, читал «Спутник паломника» — вернее, пытался читать. Дело в том, что последнее предложение «Спутника» — этот самый город Монкен, некогда выросший вокруг монашеской п?стыни — было принято два дна назад. Книжечка кончилась.

Монкен, бывший архидиоцез отца Стефана, с превеликой натяжкой сходил за какой бы то ни было «центр веры». Ничего себе центр — обитель давно разрушена, от нее осталась только действующая церковь; город как город — окружной центр, четыре храма, два магазина «духовной литературы», странноприимный домик францисканцев — и тот уже по инициативе Стефана построили… Собственно, Фил согласился на посещение этого сомнительного «центра» по одной только причине — через Монкен проходило шоссе до Кристеншельда. А оттуда рукой подать до Преображенки, если, конечно, успеть на единственный в сутки автобус. Филу же очень хотелось — да нет, он был твердо намерен! — посетить в его уединении почтенного отца Стефана. Отца Стефана, инициатора этого идиотского предприятия. Разок заглянуть в его честные глаза, спросить — так, мол, и так, дорогой пророк… Не пора ли нам с Аланом домой? А то, знаете, что-то мы утомились. Может, вам еще пара откровений была, и искать все-таки никого не надо?

К Стефану хотел заехать и Алан. Но совсем по другой причине — чтобы обстоятельно доложить о ходе поисков, спросить, все ли было сделано правильно. И заодно подогреть умирающую уверенность, что они с Филом не просто идиоты, а исполнители важного задания. А кроме того, он хотел видеть Стефана. Очень хотел. Непонятно зачем — просто так… Потому что любил его, наверное. Потому что с некоторых пор ему было больше некого любить.

— Ох, Фил, как же ты кашляешь…

— Как умею, — мрачно пошутил тот, разгибаясь и с тоскою понимая, что сплюнуть здесь некуда. — Извини, дорогой, но по-другому не могу.

— Может, у тебя бронхит? — догадался смекалистый Эрих, откладывая книжку. Вид у него самого тоже был не цветущий — под глазами темные круги от недосыпания, кожа желтоватая, на подбородке — след зажившей ссадины. Это Сент-Винсентский подарочек от старых знакомых, до сих пор не исчез.

— Может, — немногословный Фил пожал плечами. Эх, сейчас бы горячего чаю с медом, да в постельку… Хотя бы в спальничек. На лавочку в электричке. Но предыдущая электричка до надобного Кристеншельда улизнула за пять минут до прихода пилигримов на вокзал, а следующая ожидалась в шесть-тридцать утра. Не слишком-то радостная весть в половину двенадцатого ночи.

— Может, у тебя жар? При бронхите всегда бывает жар…

Фил не успел увернуться — тот уже потянулся, прикоснулся ему ко лбу прохладной ладонью, а потом, обеспокоенно сдвинув брови, и губами. Губы у Эриха были сухие и чуть обметанные ветром, шершавые. Так мама с самого детства определяла у них с братом температуру, но мама Фила, очевидно, делала иначе. Потому что Фил отдернулся пораженно, едва ли не брезгливо.

— Эй… Ты чего?..

— И точно, жар, — сообщил Алан будто бы со скрытым удовлетворением, скрещивая руки на груди, как суровый доктор при обследовании. — Не выпьешь ли ты аспирина, в таком случае? А с утра мы купим вон в том киоске горячего чаю и нальем в него противокашлевых капель.

— К темным, — поморщился Фил, известный ненавистник лекарств, взъерошивая ладонью слегка отросшие черные волосы. — Ерунда, само пройдет. Аспирином тут не поможешь, поможет мне только посмотреть в глаза одному… Старому дурню.

— Стефан не дурень, — мгновенно вспыхнул Алан, краснея от собственной горячности. — Он же… Ну, Фил, он святой или вроде того. Если у нас чего-то не получается, это значит, мы что-то неправильно поняли. А сэр Стефан тут ни при чем.

— Ладно, — Филу не хотелось спорить. Признаться, было ему так плохо, что делать вообще ничего не хотелось, только лежать и иногда кашлять. Горло его изнутри саднило и раздирало, и говорить было не слишком-то приятно. — Неважно. Дай поспать.

— Ты что, ему правда не веришь? — тихонько спросил Алан, глядя в сторону. Они были одни в просторном полутемном зале, если не считать вокзальной рыжей кошки, гордо умывавшейся лапкою посредине зала, под электронными часами, и старенького бродяжки, спящего на тюках в дальнем углу. Полутемный зал, одна из синеватых ламп дневного света чуть мигала, вторая горела ровно, пальма на подоконнике отбрасывала длинную тень. Сразу видно, что это провинция — в Магнаборге в это время граждане только начинают выходить на прогулку, а этот город, похоже, уже спит. Только окошечко кассы светится, а за ним бедная кассирша, наверное, пьет крепкий кофе.

— Я? Стефану? — переспросил Фил, вместо честного возмущения, которое должен бы вызвать подобный вопрос, испытывая неожиданное замешательство. Ответил бы «нет», да только, похоже, это неправда. Ответил бы «да» — но он никогда не умел верить в некоторые вещи… В такие, как…