Антон Дубинин - Узкие врата

— Да так. Мороженое…

— Ага, мороженое. Просто кто-то выпендривается, в маечке ходит…

— А кому-то и выпендриваться нечем, — ловко отразил удар языкастый Эрн. Он вообще из них двоих был более языкастый и храбрый — а Артур зато лучше придумывал всякие штуки, например, во что можно поиграть. Эрн, пожалуй, еще был более красивый — немножко горского типа, черноволосый, смуглый и ловкий, и подростковых недостатков — прыщей там разных или угловатости фигуры — у него никогда не было. И, конечно же, Эрн был более богатый. Не то что Артур, живший с мамой в однокомнатной квартирке с черно-белым телевизором, на мамину скромную зарплату горничной в гостинице. А у Эрна была своя комната, и духовое ружье, и отличный плэер и роликовые коньки, и свой личный компьютер, и куча дисков с интереснейшими комьютерными играми! Учился в бесплатной школе он только потому, что из платной его исключили за прогулы. Правда, Арт ему никогда не завидовал. Нельзя же завидовать тому, с кем дружишь.

— Подумаешь, миллионер, — беззлобно сказал он и ткнул Эрна локтем в бок. Некоторое время они со вкусом мутузили друг друга и в пылу боя перевернули ящик для сидения; потом посидели, тяжело дыша, и понимая, что веселиться как прежде невозможно, если еще один друг в больнице. И его не выпускают. Даже наоборот — говорят, что с ним все очень плохо.

— Хочешь, пойдем ко мне, — нарушил молчание Эрн. — Брат притащил новую игру — называется «Меч и магия». Он сказал, можно взять и первому пройти. А мать утром сказала, что торт-мороженое на ужин купит…

Но Артуру что-то было не до меча и магии. И даже не до торта-мороженого. Сказать по правде, ему хотелось домой — только там он чувствовал себя в относительной безопасности. Но не скажешь же другу: «Я к тебе не пойду, потому что боюсь!» И он сказал другое:

— Поздно уже…

— Ну, и останешься на ночь. Подумаешь. Завтра же не идти учиться.

— Не, мать волноваться будет, — Арт помотал русой головой. Это была правда — госпожа Присцилла Кристиана очень не любила, когда ее сын ночевал вне дома.

— Ну ладно, маменькин сыночек, ступай к мамочке, — Эрн поднялся на ноги, зябко поводя плечами. — Тогда я пойду, один разберусь с мечом и магией. Б-р-р, холодина какой…

— Хочешь, возьми куртку, — в запоздалом припадке дружелюбия Арт стащил с плеч свою зелененькую ветровку. — А я завтра к тебе приду, и ты мне ее отдашь. Будем играть в эту твою игру.

— А ты как же? — в Эрнесте явно боролись две натуры — гордая и замерзающая. — Тебе что, не холодно?

— Да мне же близко, я за пять минут добегу, а тебе еще трамвая ждать, — Арт, желая содеять хоть какое-нибудь добро другу, раз уж отказался к нему пойти, без лишних споров накинул ему куртку на плечи. Вернее, на голову. И произошла еще одна коротенькая потасовка, после которой ребята разошлись взаимно довольные. Довод про трамвай оказался решающим, и Эрн в зеленой куртке ушел налево, к остановке, а Арт в синей маечке побежал направо, через парк и через площадь дамы Файт — домой. Твердо про себя решив, что завтра перестанет наконец трусить и к Эрну в гости обязательно пойдет, хоть днем, хоть вечером, хоть в полночь. И еще — что обязательно сходит к Арту Бонифацию в больницу.

Но часто все оказывается вовсе не так, как мы планируем. Потому что наутро Арт узнал от перепуганной донельзя мамы, что к Эрну идти ему не придется ни завтра, ни когда бы то ни было в жизни. Потому что Эрнест Фредерик, школьник, вчера вечером был найден мертвым неподалеку от собственного дома. На теле — несколько ножевых ранений, пропоровших зеленую дешевую курточку с надписью «Спорт» на спине, теперь залитую кровью. Должно быть, пьяные хулиганы хотели денег, не нашли их у мальчишки — и с досады пырнули ножом… Впервые в городе Файт, всегда славившемся тем, что в нем вообще ничего никогда не происходит, — такое ужасное преступление! Весь город бурлил несколько дней, из Монкена приехал следователь, сэр Райнер Адальберт, и задавал дурацкие вопросы как поседевшим за одну ночь Эрновским родителям, так и соседям, и одноклассникам, и лучшему другу убитого, то есть Арту Кристиану… В школе в коридоре повесили портрет Эрна в черной рамочке и написали под портретом, какой это был замечательный ученик (проклятый прогульщик Эрн), и как его любили товарищи, и как сильно всем жаль, что его убили. Спокойным и ничуть не удивленным казался только его лучший друг, Арт. Он, конечно же, ревел, и на похоронах все время хлюпал носом, и все его утешали, не подозревая, что именно он во всем виноват. Но сам-то Арт знал некую истину очень хорошо, словно бы ему сказал об этом громкий и внятный голос.

«Это должен был быть ты».

Тень смерти.

Она подходила все ближе.

Но против нее сэр Райнер из Монкенского Уголовного Розыска ничего не мог сделать.

Это должен был быть я, неотвязно (сквозь слегка поутихшую, но не ушедшую мелодию колыбельной) думал Артур и на второй день после похорон, переходя на красный свет Монкенское шоссе по дороге в детскую больницу к другу. Если так продолжится еще немножко, то он просто не выдержит и в самом деле спятит. Но самое ужасное, что Арт никому не мог об этом рассказать. Кому, Господи? Маме, что ли?.. Уже лет с десяти он порой воспринимал ее как младшую, подопечную, которую нельзя волновать. И будет ли ей легче в жизни, если дорогой сын явится к ней с сообщением, что за ним охотится тень смерти, что его ищут, за ним следят?..

Примерно с такими мыслями Арт шагнул вперед, но тень смерти только зацепила его крылом и на этот раз.

…На этот раз за Артуром действительно кто-то следил.

Прячась за углами домов по всем правилом слежки, не хуже Неуловимого Ирвинга.

Тем более что следить за мальчиком было крайне трудно — он был какой-то ужасно чуткий, задерганный, и то и дело оглядывался. Один раз даже остановился и минуты три смотрел в их сторону. Они, сделав независимые лица, зашли в ближайший подъезд и теперь по очереди глядели из скважины, пытаясь определить, двинулся мальчик дальше — или все еще стоит и смотрит.

Наконец на свой страх и риск Фил высунул голову — и правильно сделал: спина Артура в джинсовой курточке мелькнула, уже скрываясь за поворотом. Вот уж никогда не знал, что так невыносимо трудно следить за человеком! Дурацкое занятие слежка, неблагородное.

— И не надо было следить. Я же предлагал честно подойти, — тихонько заметил Алан, и Фил нахмурился: кажется, он не предполагал, что произнес что-нибудь вслух.

— Ну да, честно подойти. И сказать парню: привет, мы за тобой от святого отшельника Стефана, ты наш король, пойдем-ка, милок… И — под руки его, с двух сторон.

— Все равно рано или поздно заговорить придется.

— Но хоть какой-то повод должен быть, нельзя же так в лоб! — возразил Фил, упершийся, как осел. — Ладно, не страдай, если ты так рвешься разговаривать — вот первым и будешь. Я — так, я рядом постою, охрану поизображаю.