Юрий Петухов - Чудовище - 2

Гурыня заснул за рулем. Проснулся от резкого удара - головой он ткнулся прямо в пульт управления. Но машина не остановилась. Она неслась стрелой по бесконечной трубе. Только потряхивало да покачивало.

- Ты чего? - поинтересовался Бага Скорпион.

- Я те щя задам, падла! - разозлился Гурыня. - Чего! Чего?! Ты на кого тянешь, поскребыш?!

Скорпион затрясся.

- Я тока спросил, понимаешь! А ты окрысился сразу!

- Я тя спрошу, падла! По башке твоей лысой, скорпионьей! Ты у меня, падла, научишься старших уважать!

Лопоухий Дюк и Плешак Громбыла спали на своих сиденьях. Они вымотались за бесконечный день, к тому же, их сильно укачало.

- Дрыхнут, суслики? - поинтересовался Гурыня, вытягивая шею.

- Дрыхнут! - бодро доложил Бага.

- Ну и пускай! Привала делать не будем! А ты, падла, чтоб в оба глядел! Ежели пропустишь врага, я тя собственными обрубками придушу! - для наглядности Пак потряс правым обрубком, блеснули его черные вселяющие страх в непривычные души костяшки. - Нам с тобой зевать некогда! А то все, падла, прозеваем!

- Есть! - ответил Бага.

Гурыня успокоился. Он уже забыл про досадное недоразумение, обрел душевное равновесие.

- Тут главное чего? - спросил на Багу.

- Где? - поинтересовался Бага туповато.

- Да не где, падла, а что? Понял?! Отвечай, тут главное чего?!

- Не зевать! - ответил Бага.

- Дурак! Это и так ясно! - Гурыня начинал снова злиться. - Тут главное - скорость! Понял, падла?! Штурм и натиск! Вот так! Усек?!

- Так точно! - заверил Бага.

- Во-о, умнеешь прям на глазах!

- Рад стараться!

Гурыня повернул к Баге маленькую змеиную головку.

- А ты мене нравишься, малыш! - сказал он как-то по-отечески. - Я думаю, ты верно понимаешь службу.

- Так точно! Стараемся! - отчеканил Бага.

Гурыня засопел. Чуть ли не впервые в жизни на его щеку стала наворачиваться слезинка. Но... так и не навернулась.

- Какие будут вопросы? - как бы в поощрение поинтересовался он дружелюбно и снисходительно.

Бага замялся, побаиваясь неосторожным словом снова вызвать неудовольствие начальства. Но потом осмелел.

- Скоко нам еще трястись-то?! - спросил, заранее ожидая затрещины и прикрывая глазенки.

- Не волнуйся, малыш! - ответил Гурыня уверенно. - У мене, падла, все рассчитано. Точно в назначенный час прибудем к цели! Ты мене, падла, главное врага не прозевай! Вот что! А за старания я тебе... я тебя, Бага, к награде представлю! - и немного помолчав, подумав, что представлять-то некуда и некому, добавил: - И сам награжу!

- Премного благодарен! - почти заорал на всю машину Бага Скорпион. Так, что Дюк с Громбылой с перепугу проснулись.

Машину трясло, бросало из стороны в сторону. Но Гурыня ходу не сбавлял.

Орали, входя все в больший раж, притопывая ногами в такт, размахивая руками. И громче всех орал Хреноредьев.

И-ех, едрена громыхала!

У-ох, хорошо в трубе шагать!

Пак с Бубой Чокнутым подхватывали лужеными глотками, с залихватским прикриком, с лихим посвистом:

Ну-кось, грянем, запевала,

Тра-та-та-та-та-та мать!!!

Инвалид выводил чисто, высоко, по-соловьиному. А подхватывал со всеми вместе - басисто и разухабисто. Получалось, откровенно говоря, здорово. Знали бы раньше в поселке про такие таланты, быть бы там своему хору. Может, и совсем иначе бы пошли тогда дела.

Мы туристов не боимся!

И-ех, едрит-переедрит!

Ежли разом разозлимся,

Ни один не устоит!!!

Буба Чокнутый старался перекричать всех. А то, понимаешь, забыли, что он самый главный! что он избранник народный! Хотя все - и присутствующие и отсутствующие - хорошо помнили, что избрал-то Буба себя сам. Но он избрал, он и внушил себе идею народного избранничества, он и уверовался в ней глубоко-глубоко, так, что не разуверишь. А стало быть, во всем надо было первым выходить.

Мы пройдем огни и воды!

Сердце бьется как мотор!

И все вместе снова ударяли:

Мы идем, едрит, к народу!

Хто не с нами - тать и вор!

Пак понимал, что Чокнутого снова заносит. Но так хорошо шагалось, что он не мешал творческой инициативе певцов пускай выкричатся вволю, пускай выложат все заветные думы, страдания! Тогда, может, и впрямь - пробьются они, выйдут и к народу, и на простор, и вообще забрезжит наконец хоть что-то светлое впереди. Сколько же можно в потемках шагать, не зная, куда и зачем?!

Но сам Пак выводил свое, - нутряное:

И-ех, едрены супостаты,

Трепещите - крышка вам!

Жди, папанька, в час расплаты

Я им шороху задам!!!

И все вместе снова ударяли:

Ух, едрена громыхала!

Хорошо в трубе шагать!

Песню грянем, запевала!

Тра-та-та, едрена мать!!!

Таким образом они отмерили ровно двенадцать километров. И после этого прошли еще немного. До того самого места, где в трубе зияла огромная дырища, ведущая не в соседнюю трубу, а в сужающуюся земляную нору. В темнотище не было видно толком, что это за нора, куда ведет. Может, здесь вообще было гиблое место.

- Надо вернуться, едрена вошь, и выбраться по лесенке, предложил Хреноредьев.

- Ты уже выбирался, - напомнил ему Пак.

- Да-а? - удивился инвалид. - Вот, едреный склероз! А куды ж тогда?!

- Куды, куды! - взбеленился Буба. - Туды, Салбесина! - и указал в сторону норы. - Куды ж еще, недоумок хренов!

Пак сразу же втиснулся между спорщиками, И вовремя - инвалид тут же остыл.

- Вот ты и лезь первым! - сказал он Бубе торжествующе.

- А я везде первый! - заявил Чокнутый высокомерно.

И полез в нору.

Пак с Хреноредьевым обождали минуты три. Вроде бы все было тихо и спокойно. Тогда они тоже приблизились к входу в нору. Хреноредьев тихо позвал:

- Буба, едреный избранник, ты где есть-то?!

- Проходите, проходите, сотоварищи! - отозвался Буба казенно. - Не задерживайтесь!

Пак пошел в нору. Хреноредьев за ним.

После железного пола было приятно пройтись по сыроватой и мягкой земле, перемешанной с глиной - ноги отдыхали, да и в позвоночник каждый шаг не отдавал.

Избранника догнали, когда он застыл над черным, матово поблескивающим зеркалом.

Буба присел на корточки, сунул палец в зеркало.

- Вода! - сказал он многозначительно.

- Точно, - согласился Пак. - Это подземный ручей. А может, и целая река.

- В реку я не полезу! - заявил Хреноредьев. - У мене комплекция неадыкватная!

- Какая-какая?! - у Бубы шары на лоб полезли.

- Неа-дык-вадт-ная, - повторил инвалид с ученым видом.

- Не понял, - задумчиво протянул Буба.

- А тебе, дураку, и не понять, едрит тебя через ручей!

Пак пресек разногласия.

- Ну и не лезь, раз ты такой! - заявил он Хреноредьеву. Без тебя обойдемся.

Он зашел в воду по колено.

- Тепленькая!

Буба понимал все по-своему. Он отошел шагов на двадцать, разбежался, что было мочи, и прыгнул в воду вниз головой. Так и застрял, размахивая длиякими костлявыми ногами - дно ручья было вязким и илистым, оно всосало в себя и руки Чокнутого, и его башку.