Юрий Петухов - Рефлексор

- Ведущий инженер, - добавил Толик, прерывисто выпихнув из горла дым. - Слушай, а ты не заметил, что у нас тут всего две категории, два типа мужиков - или вот такие, пыльным мешком огретые, или шустряки лощеные, все крутятся без передыху.

Сашка отвернулся к окну. Внизу "инженерно-технический состав" отдела информации убирал территорию. После строителей, так ничего толком и не построивших, о загрузке сотрудников-подчиненных руководство могло не беспокоиться - фронт работ был обеспечен лет на десять вперед.

- ...я к тому, что мы с тобой, пожалуй, только и есть, кто не вписывается в схему.

- Впишемся со временем.

- А может, хрен с ним, с институтом. Знаешь ведь, держишься, цепляешься, а непонятно - за что?! Пропадем, что ли?

Ага! Сашка помнил - лет пять назад, когда Синьков впервые завел эти свои разговоры, их около дворцовой урны собиралось не меньше десятка, кто-то прислушивался, задумывался. Интересно, кому Толик будет лапшу на уши вешать, когда один останется? А ведь останется - и через сколько-то лет тихо-тихо, по стеночке, по стеночке... А если серьезно, Сашка уже обдумывал подобные варианты. Все связанное с уходом грозило страшной возней, суетой, хлопотами, а потому и пугало больше, чем обычные сегодняшние неприятности, вместе взятые. Но Толику в подобном духе отвечать не годилось.

- Да хоть сейчас, чего ждать, пока выгонят!

Выгонять ни того, ни другого никто не собирался. Оба были работниками повыше среднего - планов не срывали, задания выполняли, как говорится, на должном уровне, а иногда и выше. И Сашка и Толик прекрасно понимали - будь хоть сокращение очередное, их не тронут, и потому на "выгон" надежд не питали.

- Везде одно и то же, - успокаивающе сказал Толик. На том и замолчали, временно закрыв бесконечную тему. Только Сашка, снова выглянув в окно, сказал скорее себе самому:

- Где-то чего-то дует, что-то меняется, а у нас тишь да гладь, несокрушимая контора. - Он опять глядел на мир сбоку, усталым понимающим взглядом.

Мимо, распутывая невидимую нить на паркете, проскользил Николай Семенович. Головы, само собой, не повернул. Сашка помрачнел. Стоять у урны и далее становилось неловко.

- Минут через сорок выходи, - бросил в спину Толик.

В комнате женщины брали на абордаж стол начальницы. Сашкиного прихода не заметили. Он заглянул через головы. Журнал был порядком затрепан, видно, прошел через кучу рук. Сашка нахмурил лоб: "Интересно, засечь бы время, когда он по второму кругу обернется через весь институт к нам?"

Сашка уселся за стол, вытащил листок бумаги, принялся рисовать чертиков. Те выходили не смешными, а совсем наоборот, угрюмыми и уродливыми. "Надо что-то делать, - подумал он, может, к невропатологу? Нет, не годится, узнают - от вопросов не избавишься, а главное, от сочувственных взглядов за спиной. Нет, надо самому". Он вспомнил, что где-то, у Толика или у Светки, видел тощенькую книжицу с приказующим названием "Учитесь властвовать собой". Хорошо бы! Но Сашка знал, что эта книжка и ее советы - для тех, кто и так умеет властвовать собой, а у него ничего не получится, самое большее, на два-три денька впряжет себя, но дольше не выдюжит.

- Ну, вижу - работа на износ! - в комнату заглянул начальник.

Женщины порхнули от стола - абордаж был отложен до лучших времен. Журнала и след простыл.

- Да вот, ставлю задачи... - заулыбалась завсектором.

Николай Семенович одобрительно склонил голову, немного постоял, подошел к Сашке. Тот уже листал какую-то инструкцию, а про себя гнал начальство из комнаты куда подальше. Но Николай Семенович не спешил подчиниться мысленному приказу. Лишь убедившись, что аудитория, по-видимому, созрела, он кашлянул пару раз, набрал в грудь побольше воздуха:

- Ну все, нас, кажется, обошли...

- Ура, - прошептала из-за своего стола завсектором.

- ...да, штаты отстояли, я же неоднократно констатировал - только дифференциальный подход во главу угла, вот так!

Сашка новость принял равнодушно. Да и какая это для него новость, даже если бы и сократили кого-то - не беда. Любое сокращение выливалось в перепихивание сокращенного из отдела в отдел и, как правило, возвращение восвояси. Но и это для многих было жизнью - кипели страсти, все бурлило, институт оживал.

Палец Николая Семеновича завис в полуметре от Сашкиного носа:

- Кстати, сколько у тебя сейчас?

Будто не знает! Сашка ничего, кроме пальца с блестящим холеным ноготком, не видел. Вот дернуть бы сейчас за него! Или нет, лучше линейкой наотмашь, мол, по какому праву в меня пальцем тычешь?! Он опустил глаза, голос задрожал, как обычно:

- Сто шестьдесят.

Николай Семенович сделал удивленное лицо. Настолько удивленное, что можно было подумать, он ожидал услышать; триста, четыреста, но уж никак не названную сумму.

- М-да-а, ничего, к новому году сынтегрируем что-нибудь, - начал он несколько неуверенно, а закончил на мажоре: - Бумагу я подал, а там - как решат, - он мотнул головой в неопределенном направлении.

Сашке бы радоваться, благодарить. А он сидел как оплеванный, даже над стулом не приподнялся, слова к языку прилипли. Только кивнул. И почувствовал, что кожу у висков начинает жечь. Ну почему он вечно должен быть кому-то благодарен, ну за какие такие грехи?!

- От радости в зобу дыханье сперло? - Начальник, кроме всего прочего, был шутником и постоянно подчеркивал свой демократизм, не деликатничал - мол, все мы, ребята, из одного котелка кашу хлебаем. Кому-то нравилось.

- Спасибо, - выдавил Сашка, жалея, что под рукой нет ничего тяжелого. А если б и было? Нет, обмяк и растекся по стулу - хоть плачь, хоть смейся, прямо гипноз какой-то. Ведь не подхалим, не карьерист, чего дрожать! Да и не дрожат те, уж кто-кто, а они себя чувствуют уверенно. И нужна ему эта прибавка, ну повысят, а потом не денешься никуда, на крючке, знай себе вечное спасибо в сердце носи, а лучше на языке. Сашка вскипал. Но кипенье это не придавало сил, а, напротив, лишало их, мутило ум. - Николай Семеныч, а остальным?

Глупее вопроса он задать не мог. Почувствовал, как напряглись, одеревенели спины у сидящих впереди женщин. Но Николая Семеновича не собьешь.

- Каждому по заслугам, как и было сказано - дифференцированно, никого не обойдем! - заявил он во всеуслышанье и пошел к двери.

Провожал начальника восторженно-приглушенный гул. Но только дверь захлопнулась, оживление стихло и тишина, непривычная, тяжелая, повисла в комнате.

- Как там решат... - вяло проговорила завсектором, вздохнула, добавила: - А я за тебя все равно рада.

И Сашке стало совсем плохо. Он почувствовал себя полнейшим ничтожеством, втянул голову в плечи.

- Да чего раньше времени говорить? - Старался, чтоб слова звучали беззаботно. Но сам уловил фальшь.

Женщины вернулись к столу с журналом.