Зубачева Татьяна - АНАЛОГИЧНЫЙ МИР – 2

— Ты простудишься, Джинни, иди в дом.

Норма повела её. Джинни подчинялась её рукам, не сопротивляясь и повторяя:

— Мама, как ты могла, мама…

— Идём, девочка, я уложу тебя, укрою. Выпьешь горячего, я сейчас разожгу плиту.

— Нет! — Джинни остановилась, испуганно вцепившись в мать. — Они придут на свет, нет, нет, мама, не надо.

— Хорошо-хорошо, конечно, ты права.

Они прошли в комнату Джинни. Норма помогла ей лечь. Укрыла.

— Ну вот, всё хорошо, маленькая.

— Да, — Джинни всхлипнула. — Посиди со мной, мама.

— Конечно-конечно, — Норма села на край постели.

Джинни высвободила из-под одеяла руку.

— Возьми меня за руку, мама. Мне… — она запнулась. — Я как подумаю… одна на тёмной улице… и они… что они с ней сделают…

— Ну, Джинни, — Норма гладила узкую слабо подрагивающую кисть дочери.

— Мама, а если с ней, как со мной, мама, она же ещё маленькая. Я…

— Не надо, Джинни, не вспоминай. Ты дома. Ты со мной.

— Да, мама, а она…

Андрей вышел со склада, огляделся. Вроде… вроде обошлось… Сделал два шага… В последний момент почувствовал свист рассекаемого палкой воздуха и метнулся в сторону. Удар пришёлся в плечо. Он упал на землю и, крутанувшись — как учил Эркин — вскочил на ноги, выхватив нож.

— Ну, падлы, сколько вас?!

Глядя на рычащий воющий клубок, Джимми Найф удовлетворённо кивнул. Не зря он на этого парня глаз положил. Что ж, если отобьётся… с таким бо-ольшие дела закрутить можно.

Под ногами уже хрипело и булькало несколько… считать некогда и незачем. Кулаки, палки, кастеты, а у него нож. На, получи, гад… Нож мягко входит на всю длину под пряжку ремня, и руки, уже ухватившие за ворот у горла, разжимаются. Ещё один есть. Сколько осталось? Трое? Отобьюсь.

Джимми не спеша достал пистолет и надел на ствол распылитель. Пусть дураки думают, что Джимми Найф, Джимми Нож другим оружием брезгует. Пушкой надо пользоваться редко, но наверняка. Чтоб на тебя и не подумали. Вон Фредди Ковбой, стрелок классный, киллерам киллер, а Крысу проволокой задушил, так на него и не думает никто. Потому как оружие не то. Ну, вот, их двое уже. Сейчас ты, парень, уложишь этого баиньки, и я тобой займусь.

Тяжело дыша, Андрей выпрямился, вытер рукавом залитое своей и чужоё кровью лицо. Отбился. Ну, скоты, падлы, подстерегли, суки, но теперь… добить, что ли, этого, вон хрипит… да нет, пусть подыхает, ещё мараться об него… За спиной что-то тихо щёлкнуло. Андрей резко обернулся на звук и… Он успел увидеть вспышку и зеленоватое метнувшееся ему в лицо облачко. И полетел в темноту, где уже не было ничего, кроме боли и бесконечного падения.

Джимми Найф свинтил распылитель, неторопливо — а куда спешить-то? — разобрал и широким веером разбросал. Найди теперь в околоскладском мусоре неприметные железки, да и некому и незачем их искать, тщательно протёр носовым платком пистолет и вложил его в руку одного из трупов. И только после этого подошёл к лежащему навзничь светлоголовому парню в рабской куртке. Аккуратно носком ботинка выдавил из полуразжавшегося кулака нож. Хороший нож, но наверняка с характерным следом, пусть лежит. Крякнув от натуги — костистый, силу когда наберёт, многое сможет — взвалил тяжёлое тело на плечи и потащил к спрятанному за углом грузовичку. Уложил в кузов, снял и бросил туда плащ, на случай если кровью перепачкал, накрыл парня плащом и ещё брезентом сверху — и чтоб не видно, и чтоб не задохнулся — и сел в кабину. А теперь полегонечку, потихонечку уберёмся отсюда. Русские с минуты на минуту явятся. Придурок клялся, что препарат — надёжнее не бывает. Вырубает на неделю и память чистит. Дескать, многократно проверено в лабораторных и боевых условиях. И до последнего дурашка верил, что откупился. А с беспамятным хорошо дело делать. Ему что скажешь, в то он и будет верить.

За эти месяцы, что он болтался по Колумбии, Чак много увидел, узнал и вспомнил. И лица, и адреса. Кого-то видел у Старого Хозяина, к кому-то опять же с хозяином приезжал в Атланте, в загородные имения, которые не для хозяйства, а для развлечения. А теперь они не все, но очень многие здесь. Сбежали, значит, от бомбёжек и русских. И это он их узнал, а они его если и видели, то в упор не замечали, им все негры на одно лицо. Так что…

Пока ему всё удавалось. Ни один не ускользнул. А пикнуть он им не давал, сразу вырубая голос. Кое-кто, увидев его, сам терял дар речи. А ещё пистолет показать… шлюхи белые, сами раздеться норовят, только бы… А тогда сколько он вытерпел от той сучки белобрысой, жены хозяйской, ещё мальчишкой, вот её бы встретить, то бы потешился, от всей души, а с этими некогда возиться, быстренько прикончить со всем отродьем и дальше. Патрули русские уже по городу шляются, того и гляди накроют, надо спешить, пока патроны не кончились, или русские не накрыли. Это только спальник-недоумок мог к белякам за помощью от беляков же бежать. Нет, беляков давить надо. Всех не всех, но до кого дотянешься и сколько успеешь. Темнеет уже. И патронов всего ничего осталось. И патрули, чёрт бы их подрал. Поближе к Цветному, что ли, взять? Сколько там ещё адресов…?

Когда Эйб Сторнхилл очнулся, было уже темно. И он не сразу понял, где находится. Он лежит… на земле… потрескивает рядом огонь… Огонь? Горит церковь?! И эта мысль заставила его встать на ноги. Да, всё так. Это горит его церковь, вернее, уже догорает. Теперь он всё вспомнил. Они молились. Женщины, мужчин не было, некоторые с детьми. Они пришли за защитой. И вместе с ними он молил Бога о защите. Одна из женщин, прижимая к себе двоих настолько перепуганных, что даже не плакали, малышей, закричала:

— Меня, Господи, возьми лучше меня, а не их! Спаси их, Господи!

Остальные подхватили этот крик. И он присоединился к ним.

— Господи, возьми мою жизнь и спаси их!

А потом ворвались те, пьяные, в форме… и дальше всё путалось. Он попытался защитить, закрыть собой… И вот…

Заслоняясь рукой от жара, он медленно, преодолевая боль в избитом теле, обошёл вокруг церкви. Наткнулся на несколько трупов. В форме. Значит… значит кто-то всё-таки пришёл на помощь. "Господи, прости им, ибо… ибо я уже не могу прощать. Господи, нет…" Он перевёл дыхание. С зимы он помнил, как выглядят сгоревшие заживо. "Спасибо тебе, Господи, этого не случилось". А теперь…

Эйб Сторгхилл оглядел себя. Хотя уже стемнело, он увидел, что его облачение изорвано, в грязи и крови. Он ощупал своё лицо. Опухшее, болезненное. Рот разбит, глаза, скулы… Но он жив, и его место там, в Цветном, рядом с ними. Они унесли и увели своих, а его оставили. Значит, он сам придёт к ним… А погребением этих… Это паства брата Джордана. Пусть он ими и занимается. Души их не уберёг, так пусть тела… А ему надо идти. В Цветной квартал. К своим…

Мартин Корк зарядил пистолет и щёлкнул предохранителем.