Зубачева Татьяна - АНАЛОГИЧНЫЙ МИР – 2

Всё это время он очень внимательно рассматривал Джонатана. Будто сличал, пытаясь понять: обознался он или нет.

— И куда увезли, вы не знаете?

Все дружно замотали головами. Фредди и Джонатан переглянулись.

— Вы удовлетворены? — спросил Сторнхилл и, когда они кивнули, обратился к остальным: — Вернёмся к работе, дети мои. Если мы сегодня разберём завалы, то завтра сможем начать ремонт.

Цветные повернули к остаткам церкви, но видя, что Сторнхилл остался, замедлили шаг.

— Идите, дети мои, — мягко сказал Сторнхилл. — Я догоню вас.

— Нет, — негр с ломом решительно повернул обратно. — Мы вас одного не оставим.

Сторнхилл замялся.

— Вы хотели нам что-то сказать, святой отец? — пришёл ему на помощь Джонатан.

— Да. Я хотел вам сказать, что безгрешных людей нет, но ваш грех непростителен перед Господом, непростителен и неискупим. Не смеет человек дерзать уподобиться Господу и послать своё дитя на страдания. Тем более, что не спасение другого, а собственное удовольствие было причиной этому.

— Не слишком ли много вы на себя берёте, святой отец? — тихо спросил Джонатан.

— Нет, — отрезал Сторнхилл. — Благодарение Богу, что просветляет души людей, и они берут на себя крест, легкомысленно, преступно отвергаемый другими.

К изумлению Джонатана, цветные дружно закивали.

— Может, тогда вы объясните мне… — начал Джонатан.

— Нет. Я ничего не должен объяснять, ибо вы поняли. Выпосмели отречься от своего ребёнка и хладнокровно обречь и доверившуюся вам женщину, и невинное дитя на страдания. Вы сочли их любовь помехой. Так теперь, когда другой, истинный христианин по сути души своей, взял ваш крест на себя, вы смеете ещё являться сюда… — Сторнхилл заставил себя замолчать и тихо сказал: — Уходите.

— Что-то у вас плоховато с милосердием, святой отец, — усмехнулся Фредди.

Сторнхилл сдержал себя.

— Не вам говорить о милосердии, — он помолчал и очень спокойно сказал: — Они уже не нуждаются… в вас и вашей заботе.

— Мы хотели похоронить…

— Мы сами похороним их, — перебил Джонатана негр с ломом. — Святой отец, не отдавайте им Белёсого.

— Да, — кивнул седой. — Белёсый был с нами живой. Мы не отдадим его.

Джонатан посмотрел на Фредди и кивнул.

— Да, это будет справедливо.

Они одновременно прощальным жестом тронули свои шляпы. Священник вежливо склонил голову. Уходя, Джонатан и Фредди слышали за спиной.

— Святой отец, а им не отдадут…

— Нет, дети мои. Я договорился. И завтра, с Божьей помощью закончив нашу работу, мы привезём их тела сюда, совершим службу и похороним.

— Это что же, настоящее кладбище будет?

— Не Овраг?

— Нет, — твёрдо ответил священник. — Не Овраг.

У грузовика Фредди оглянулся. На пустыре уже никого не было, а из развалин слышалось постукивание топоров. Он открыл дверцу и сел за руль, покосился на Джонатана. Тот сидел, как-то нахохлившись и сдвинув шляпу на лоб, руки втянуты в рукава, подбородок опущен к груди… ковбой под декабрьским ветром. Фредди включил мотор и плавно стронул грузовик. Да, досталось Джонни, и ни за что, главное. Крепко их отхлестали.

— Ты куда? — хрипло спросил Джонатан. — К Бобби.

Фредди кивнул, выруливая. Да, с Бобби надо посчитаться за всё. Жалко, голые они. Стреляет Бобби не классно, но по безоружным у него неплохо получается. Ну, ладно, посмотрим.

Аристов посмотрел на часы.

— Без десяти четыре, парни.

Эркин обвёл окружающих антрацитово блестящими глазами.

— Давайте прощаться, парни. Не будем его радовать.

— Давай, — кивнул Крис, вставая.

Встал и Эркин. Они обнялись, постояли секунду и разомкнули объятия. Аристов встал вместе с остальными.

Эркин обнялся с каждым и посмотрел на Аристова.

— Я готов.

Аристов шагнул к нему — это было совсем не трудно из-за тесноты в комнате — и обнял. Вздрогнув, Эркин ответил на объятие, и Аристов не так услышал, как почувствовал возле уха.

— Удачи…

— И тебе удачи, Эркин, — почти так же тихо ответил он.

Как и остальные, они сразу разомкнули объятия.

— Пошли, — скомандовал Аристов.

Кто-то накинул Эркину на плечи его куртку. На ходу надевая её и застёгивая, он шёл рядом с Аристовым.

— Ничего не бойся, — быстро говорил Аристов.

Эркин кивал, но не слушал. Всё кончилось. Перевёл дыхание, побыл со своими, а теперь… всё теперь. Лицо его твердело, обретая прежнее выражение, с которым он шесть часов назад вошёл в кабинет Аристова. Затих гомон и смех, парни, окружавшие их, шли молча, с такими же сосредоточенными лицами. Они вышли из жилого корпуса и пошли к стоящей у четвёртого корпуса машине.

Золотарёв посмотрел на часы. Без двух четыре. А, уже идут. Ну… однако и эскорт у него. Прямо-таки король со свитой. Свиридов опустил крышку капота и вытер руки.

— Вовремя успели, майор.

— Да, — ответил, не оборачиваясь, Золотарёв.

Аристов и Эркин остановились в трёх шагах от него. Молча и споро парни взяли в кольцо машину и четырёх людей. Свиридов быстро оглядел строгие невозмутимые лица и полез за руль. Он — шофёр, его дело — машина, а остальное его не касается.

— Майор, экспертиза закончена, — Аристов протянул Золотарёву запечатанный конверт. — Возьмите заключение и распишитесь.

Золотарёв быстро расписался на бланке направления, что заключение им получено в шестнадцать ноль-ноль, и посмотрел на Эркина. Тот стоял, подняв голову и глядя куда-то поверх уха Золотарёва. А вокруг в суровом молчании рослые плечистые парни, неподвижные лица и горящие глаза. И особенно щуплый рядом с ними Аристов с насмешливо блестящими стёклами очков. "Ну… ну, Юрка, ты мне ещё ответишь за это, за этот… цирк. Устроил, понимаешь ли…", — ничего этого вслух Золотарёв не сказал, но, похоже, многие поняли.

Привлечённые необычным зрелищем, поодаль собирались раненые, замелькали белые халаты сестёр и врачей. Золотарёв достал наручники.

— Руки давай, — сказал он по-английски.

Эркин медленно протянул вперёд руки, и неожиданно громко лязгнули поочерёдно запоры колец. По толпе прошёл неясный будто вздох. Золотарёв толкнул Эркина в плечо.

— В машину. Пошёл.

Эркин без суеты, уже знакомым путём полез в машину. Золотарёв подтолкнул его ещё раз в спину и огляделся. На стоящих вокруг парней он смотреть не хотел, заметив ещё на подходе нескольких из увиденных сегодня на заднем крыльце жилого корпуса, и вдруг натолкнулся взглядом на Люсю. Она стояла на крыльце, прижав сцепленные руки к подбородку, будто хотела самой себе закрыть рот, да не хватило сил поднять их. Пол-лица по белизне почти сравнялась с её низко надвинутой на лоб шапочкой, а другая половина казалась особенно красной, из прижмуренной вдавленной щёлки и широко открытого серого глаза текли слёзы. Она не замечала их.