Зубачева Татьяна - АНАЛОГИЧНЫЙ МИР – 2

…Чужая речь за окном.

— Серёжа! Аня! Скорее сюда.

— Что, мама?

— Тише. Сидите здесь и никуда не выходите.

— Но мы будем в саду.

— Нет.

— Что, и в сад нельзя?!

— Нельзя.

Голос у мамы строгий, а глаза испуганные. Её страх передаётся и им. Они молча садятся на диван рядом с Милой. Мама стоит пред ними в пальто и накинутом на голову платке.

— Мне надо уйти. Ненадолго. Никуда не выходите и сидите тихо. Аня, последи за Серёжей.

— Я сам за собой послежу.

Мама будто не слышит его. И уходит. А они остаются сидеть на диване в большой комнате, прижавшись друг к другу. Не читают, не играют, даже историй друг другу не рассказывают. Стемнело, но Аня не зажгла лампу, хотя мама ей это разрешает. Мила долго тихо плакала, а потом заснула между ними. Но она маленькая, ей всего пять лет. Как… как кому? Кому ещё было пять лет? Чёрт, как мотор ревёт, машина… машина у дома… Нет, нет, нет! Мама! Где ты, мама? Машина… мимо… мотор… Мама! Мама… мама…

…Когда Элли заглянула в комнату, он спал. Но… но его руки лежали теперь по-другому, не так, как она сама уложила их. Она это точно помнит.

Норма Джонс устало опустилась в кресло-качалку перед камином. Ещё один день позади. Что ж, им осталось меньше, чем было. Джинни уже легла. Бедная девочка, как изумительно она держится. Майкл был таким же. С виду воск, а стержень стальной. Майкл, я знаю, ты простишь нас. Мы едем к тем, с кем ты так упорно воевал. До конца. До своей смерти. Но… но Джинни там будет лучше, а ты, Майкл, ты завещал мне беречь Джинни…

…Уже поздно, давно пора спать, но она не может. Это их последняя ночь. Нет, не последняя, она не хочет!

— С тобой ничего не случится, Майкл, я знаю.

— Да, милая, — Майкл лежит на спине, глядя в потолок. — Милый мой пророк, судьба слышит просьбы, но делает наоборот.

Она приподнимается на локте.

— Ты стал верить в судьбу, Майкл?

— На фронте, Норма, больше не во что верить. Судьба зла и часто несправедлива. Но она никогда не обманывает. Норма, обещай мне.

— Конечно, Майкл. Всё, что ты хочешь.

— Норма, ты сделаешь всё, чтобы Джинни была счастлива. Нет, послушай. Война есть война. Я не лучше и не хуже других. Ни пуля, ни снаряд не выбирают. Если что-то случится со мной, если меня убьют…

— Нет, не говори так, Майкл!

— Не перебивай. Если меня убьют, ты будешь поступать так, как лучше для Джинни. Если надо, выйдешь замуж.

— Майкл!

— Нет, Норма, обещай. Делай всё, что нужно для Джинни…

… Норма вздохнула. Майкл уехал на фронт и не вернулся. Остался навсегда там. На Русской территории, в России. И вот русские убили его, а они теперь едут к ним. Но если, нет, раз Джинни там будет лучше, то она согласна. Может, и в самом деле, смена обстановки будет лекарством. Джинни так убедительно, так толково говорила в комендатуре, и здесь, и в Гатрингсе, что у них приняли заявление. По политическим мотивам… в связи с невозможностью проживания… на постоянное местожительство…

Норма опять вздохнула. Чужая страна, чужая кровь. Майкл говорил о русских, что те замкнуты, скрытны, беспощадны и безжалостны в ненависти. Но он с ними воевал. Джинни достала свои старые конспекты — всё-таки удачно, что она в колледже прошла факультативный курс русского языка, поистине затраты на учёбу всегда окупаются — набрала в библиотеке русских книг — после капитуляции их снова выложили в общий доступ — и теперь почти всё время читает, выписывает имена и названия. В школе она не была такой старательной. Но училась всегда хорошо. Джинни вообще всегда её радовала. Как её открытая и смелая девочка уживётся с русскими? И к тому же придётся жить бок о бок с цветными, с индейцами. Хорошо, если это будут индейцы из резерваций, там их как-то всё-таки приучали к цивилизации, а у русских, говорят, резерваций нет, там индейцы совсем дикие. Конечно, было много жестокости, несправедливости, но местные цветные в общем-то приучены знать своё место, и то… достаточно вспомнить зиму, когда русские объявили свободу всем рабам. И что началось. Уму непостижимо, как выжили. Но… но здесь тоже не жизнь. От одной мысли о переезде Джинни повеселела, оживилась, стала почти прежней. Да, именно такой она приехала в то лето из колледжа…

…Джинни вихрем врывается в дом и бежит к ней на кухню, бросив прямо на пол в гостиной сумку с вещами.

— Мама! Я нашла работу!

Джинни налетает на неё, целуя, обнимая и рассказывая. Всё сразу.

— Подожди, Джинни. Я, конечно, поздравляю, — она старается говорить строго, но Джинни только смеётся в ответ. — Но давай по порядку.

— Ох, мамочка, что в наше время главное? — Джинни озорно подмигивает, явно кого-то передразнивая. — Главное — это иметь связи. Вот через связи я и устроилась. На год. Домашней учительницей.

— А потом?

— Ну, мамочка, когда война, то так далеко не загадывают.

Джинни усаживается на свой любимый высокий табурет и рассказывает:

— Мама, ты помнишь Грейс Стрейзанд? Я тебе о ней писала и рассказывала.

— Ну, конечно. Такая серьёзная девушка.

— Да. А у неё младшая сестра Билли, учится в хорошем пансионе. У Билли есть подруга Марджи, и её родители ищут домашнюю учительницу для младшего сына и средней девочки.

— Кажется, я понимаю.

— Ну, конечно, мамочка. Я уже побеседовала с мистером Кренстоном и подписала контракт на год. Вот!

— Подожди, Джинни. Опять слишком быстро. Ну-ка, медленнее и по порядку.

— Ах, мамочка, да один год работы у Кренстонов даст мне… даст мне такие возможности…!!! — Джинни даже задохнулась на мгновение и продолжила чуть спокойнее, но с энтузиазмом. — А работа совсем не сложная. Правда, мальчику пять лет, а девочке уже девять, но бедняжка глуповата, так что я смогу заниматься сразу с двумя. И жить буду у них в имении, на полном обеспечении. Ну и зарплата, конечно. Мамочка, ты согласна?!..

…И, конечно, она согласилась. Кренстон — известная фамилия. И работа домашней учительницы вполне достойна и прилична. Отличное место для девушки, только-только закончившей колледж. Даже со всеми мыслимыми наградами, отличиями и степенями. Даже знаменитый на всю Империю, единственный такого уровня, Крейгеровский. Она согласилась, подтвердив контракт, ведь Джинни считалась ещё несовершеннолетний и родители имели право аннулирования. И Джинни через два дня уехала в Вальхаллу, графство Эйр, родовое имение Кренстонов. И писала ей такие оптимистичные, такие… счастливые письма. В одном письме проскользнуло упоминание о Хэмфри, младшем брате леди Кренстон, что тот был очень мил и приветлив с Джинни, восхищался её умом и преданностью работе. Конечно, это был не тот круг, ни о чём серьёзном и речи быть не могло, другой уровень, а все белые равны только в церкви и только перед Богом, но… но ей, конечно, было приятно. И радостно за Джинни. И страшно. Потому что всё катилось к концу. И конец был ужасен. Даже думать об этом невозможно. Да, она всё понимает. Леди Кренстон в первую очередь заботили её дети, у мистера Кренстона своя семья, каждому только до себя, и всё рушится, но… но так хладнокровно, так цинично бросить молоденькую девушку, фактически девочку, на расправу рабам, этим зверям, вырвавшимся на свободу… Бедная Джинни. Только подумаешь и сразу холодеешь. От ненависти.