Зубачева Татьяна - АНАЛОГИЧНЫЙ МИР – 2

— Фредди…

Он недовольно оглянулся. Опухший небритый ковбой в не столько старой, как грязной заношенной одежде. Это же Грег…

— Чего тебе?

— Слушай, Фредди, ты уезжаешь?

— Чего тебе, спрашиваю.

— Ты… ты не знаешь, твоему лендлорду никто не нужен?

Он насторожился. Конюха они с Джонни нашли быстро, но, видно, слух о зимнем найме уже пошёл. Хреново. Хотя как повернуть.

— А что, имеешь кого на примете?

— Себя. Я на мели, Фредди. Денег ни хрена, и глухой сезон сейчас. Ты ведь на Бредли работаешь?

— Ну?

— Он, говорят, имение раскручивает. Может, возьмёт. Хоть до Рождества мне бы зацепиться. По имению я любую работу знаю. И за порядком пригляжу, когда лендлорд в отъезде.

— Ну, так и иди к Бредли, — равнодушно пожал он плечами. — Я, что ли, нанимаю.

Джонни тебя за один запах шуганёт… далеко лететь будешь.

— Не замолвишь за меня? Я под тебя копать не буду, честно говорю.

— Иди к Бредли, я сказал. Мне на поезд.

— Бредли послал или уволился? Нет, Фредди, если ты остаёшься, то я не старшим, любым согласен.

— Мне в третий раз повторить?

— Всё, Фредди, всё, понял, не сердись.

Отвалил. С-сука надзирательская. Ты б ещё дружка своего приволок, как его, да, Пол, Полди…

…Фредди быстро оглядел улицу и ухмыльнулся.

— Обойдёмся без надзирателей, так, Джонни?

— У меня вычет надзирателем работает, — улыбнулся Джонатан.

Фредди с удовольствием негромко заржал.

— И порядок держит, и сам не ворует, так, Джонни?

— И не пьёт к тому же, — охотно поддержал шутку Джонатан, но тут же стал серьёзным. — Мне нужен мир в имении. Смотри, Сэмми не такой уж большой мастер.

— Да уж.

— А помнишь, в марте, где-то в конце, наняли мы, неделю у нас прожил, со шрамом на лбу… Как его, Фредди?

— Сейчас… А, Ричард. Да, это был настоящий плотник. Но…

— В этом "но" и всё дело. Не ужился он ни с кем. Помнишь?

— Ещё бы! — Фредди усмехнулся. — Пришлось между ними пулю пустить, чтоб разошлись. И оставили мы Сэмми.

— Да. Сэмми и умом не блещет, и без команды не шевельнётся. Всё ему разжуй, в рот положи и глотать прикажи.

— И языком болтает легко.

— Да, всё так. Но он покладистый. Если б его Дилли не подкручивала, так бы совсем не трепыхался. И Мамми… А Стефа мы за что выбрали, помнишь?

— Я всё помню, Джонни, меня можешь не убеждать. Мир в команде…

— Без мира это не команда, а… — Джонатан забористо выругался по-ковбойски. — Да самый… добрый надзиратель… В заваруху его не тронули, но работать с цветными сейчас он не может. Лет так через пять, десять…

— А нам нужен надзиратель, Джонни?

— Кем бы его ни взяли, Фредди, в команде с цветными он неизбежно станет надзирателем.

— Да, — кивнул Фредди. — Я такое видел на перегоне.

— И результат? Нет, жизнь надзирателя меня, сам понимаешь, насколько волнует. Дело…

— Дела при такой команде нет, — твёрдо ответил Фредди. — И кто по-настоящему хочет поворота, так это они. Даже нашей Системе поворот не нужен. А эти…

— Шваль, — резко бросил Джонатан. — Но ты прав, Фредди, крови они не боятся.

— Чужой, Джонни.

— Тоже правильно. Ну что ж… — они вышли на людную улицу. — В "Артур-Холл", Фредди, — негромко бросил Джонатан.

В "Артур-Холле" игра по-крупному, там работают серьёзно. Фредди молча кивнул и еле заметно повёл плечом, проверяя, насколько удобно прилажена кобура.

Аристов убрал бумаги, оглядел стол. Ну что ж. До дежурства он успеет заглянуть в палаты. Благо, там сейчас немного. Мулат, которого привезли в этот трижды проклятый День Империи, и ещё трое. Ещё один тайный Палас накрыли. Никак эту дрянь не выкорчуют. У мулата острый период уже закончился. У троих… всё-таки очень индивидуализированный процесс. Практически одного возраста, гореть начали в один день и как по-разному…

Он прошёл в стационар, в полупустой отсек. Сначала к мулату. Если острый период закончился, надо будет перевести к тем троим. Ну-ка…

Молоденький мулат лежал на спине, закинув руки за голову и слегка раздвинув ноги. Обычная поза. На стук двери даже головы не повернул, не вздрогнул, как раньше. Простыня, одеяло — откинуты к стене, подушка смята. Опять бился?

— Здравствуй.

— Здравствуйте, сэр, — тусклый безжизненный голос, неподвижное лицо, полуприкрытые глаза.

Аристов переставил стул, сел рядом.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, сэр.

— Болит?

— Боль прошла, сэр.

Слова "нет", как и остальные, старательно, привычно старательно избегает. Явный автоматизм.

— Сильно болело?

— Как всегда, сэр.

— Дай руку.

Вялое послушное движение. Даже нет обычного крика: "Не надо!". Да, недаром сами парни называют это состояние "чёрным туманом".

Аристов взял запястье, нащупал пульс. Слабые редкие удары. Когда он отпустил руку, та с полминуты держалась в воздухе, а потом бессильно упала на постель рядом с телом.

— Ну-ка, встань. Пройдись до окна и обратно.

Медленные заторможенные движения. Идёт, расставляя ноги. Дошёл, повернулся, даже не поглядев за окно. И такое же медленное обратное движение. Подошёл к кровати и остановился в ожидании новых приказаний. Аристов молчал, молчал долго. Наконец парень осторожно сел и лёг, принял прежнюю позу.

— Было больно?

После паузы тихий ответ:

— Боли не было, сэр.

— Почему ты не укрываешься?

Ответ известен, но надо заставить парня говорить.

— Давит, сэр.

— Ты ел?

— Да, сэр.

— Что ты ел?

Глаза на секунду оживают, быстрый взгляд искоса, и веки опущены уже по-другому.

— Я… я не помню, сэр.

Значит, еду принёс кто-то из парней, и теперь мальчишка его прикрывает. На всякий случай.

— Ты сыт?

Неуверенное:

— Д-да, сэр.

— Тебе ещё принесут ужин.

И тихое:

— Спасибо, сэр.

И вдруг — Аристов уже собирался вставать — прежним равнодушным тоном:

— Когда меня убьют, сэр?

Аристов сел поудобнее.

— А почему это тебя должны убить?

— Я больше не могу работать, сэр.

— Есть много другой работы, которую ты можешь делать.

Сколько раз он, а потом Жариков, да ещё тётя Паша говорили это. И каждый раз заново одно и то же.

— Завтра тебя переведут в другую палату. Там лежат трое. Такие же, как ты. И им сейчас так же больно, как было тебе. Ты помнишь, как помогали тебе?

— Д-да, сэр.

— Теперь ты будешь помогать им.

И вновь быстрый взгляд искоса из-под ресниц, но глаза тут же погасли, потускнели. Ничего, парень, бывало хуже. Ты всё-таки сам ешь, задал вопрос, на что-то реагируешь.

— Сегодня отдыхай. После долгой боли надо отдохнуть.

— Да, сэр, — тихо ответил мулат.

Если его укрыть, он будет лежать под простынёй. Из послушания. Молча терпя неудобство. Большинство и сейчас практически не пользуются одеялами. Ладно, пускай пока так.

Аристов встал.