Неизвестен Автор - За гранью мира алая заря

Что в гнездышке моем?

Поймешь ли ты?..

Три нотки, что всегда поем,

Да из бумаги рваные цветы.

Костяшка знаком "Пусто-Пусто",

Да куколки стеклянный глаз,

Сорочьих перышек негусто

И в трубку свернутый крысиный лаз.

Затем дырявая кастрюля

И отголоском серебра

Лежит расплющенная пуля.

Как видишь, много всякого добра.

Стилет, рассыпанные бусы,

Глас чайки, что кричит, скорбя...

Ты говоришь - здесь только мусор?

Но он - лишь отражение тебя.

Скопа закончила выступление и взглядом, наполненным тяжелой тревогой, оглядела толпу. Шепотки и чириканье мигом смолкли. Птица ухватила с пола весьма приличный кусок, и снова никто не заспорил.

- Па-аблагодарим... э... нашу зна-аменитую па-аэтессу, - смущенно высказался ведущий. - И если никто не хочет высказаться, перейдем к следующему пра-аизведению.

- Почему все молчат? - зашептала в кошачье ухо Маруша.

- Скажи, попробуй, - шепотом ответил кот. - Всем известно, что когти скопы под завязку начинены ядом. Чуть что, оцарапает или, еще хуже, вцепится. Убить не убьет, но жечь будет лет сто, не меньше.

- Ты как-то странно смотришь на эту птицу, - разъяренно распушила перья Маруша. - Она тебе нравится, да?!

- Нет! - рот кота недовольно скривился. - Мне никто не нравится.

- Даже я? - удивилась Маруша. - С каких это пор?

- С тех пор, как ты взлетела на очередной виток спирали. Не могу сказать, что это был хороший выбор.

- Ну вот, началось, - разворчалась Маруша. - Ты все время пытаешься отвертеться.

Зловещая тень закрыла препирающуюся парочку. Пятнистый Лунь, нависший над котом и недовольной птичкой, многозначительно вращал глазами. Маруша вдруг догадалась, что лучше немного помолчать.

Гвалт птиц становился привычным. Ветер потеплел и перестал оглушительно насвистывать, словно смирился, что здесь в него никто не верит

20

- Подожди, - прошептала Маруша. - Я не пойму. Внешний облик птиц совсем не похож на строчки, которые они читают.

- Верно, - кивнул кот. - Ты когда-нибудь слышала о птицах-поэтах? Ведь нет? Если певцы из них преотличнейшие, то стихотворцы весьма... В общем, птицы заточены для стихов, как коты для затяжных заплывов. Даже безумцы не могут сочинить ни строчки, однако они слышат голоса поэтов, что умерли, но не досказали когда-то начатое.

- Тогда почему слава достается не поэтам, а птицам?

- Помнишь вороненка? Его выкинули за плагиат. Чтобы не оказаться на его месте, птицам приходится накладывать на услышанный размер свои собственные слова. Бывает, что в процессе размер искажается и появляется что-то свое. Но суть, заложенная мертвыми поэтами, теряется безвозвратно. Сохраняется разве что настрой.

- Котик, - хитро прищурилась Маруша. - Как насчет тоста в мою честь?

Призрачный кот поперхнулся и замолк. Не дождавшаяся теплых слов Маруша попробовала сжать лапой воображаемый бокал. Отчасти ей это удалось. Отчасти, так как то, что казалось бокалом, трепыхалось и недовольно попискивало.

За разговором, из которого все равно ничего не прояснилось, птичка не заметила, как на сцене опять кто-то появился. Существо это обладало человеческим лицом, двумя огромными бычьими рогами, ослиными ушами, пышной львиной гривой, женской грудью и крыльями летучей мыши. Диковинная птица была не слишком велика, но ненависти в ней чувствовалось на дюжину тарантулов. Она медленно вползла в круг на двух толстых коротких лапах, вооруженных пятью когтями. В довершении ко всему один хвост у нее был неотличим от змеиного, а другой - от скорпионьего. Нижнюю часть тела покрывала мутно-бронзовая чешуя, верхнюю - шерсть, свалявшаяся неприятными комками.

- Гарпия де Фагуа фон Хигле, - отрывисто объявил ведущий и, поймав злобный взгляд новоприбывшей, торопливо добавил. - Не путать с Гарпией Древнегреческой.

Первую строчку каждой части Гарпия читала каким-то неестественным, бесстрастным голосочком. Далее следовал яростный напор безудержных эмоций, а две последние строчки ложились тихим успокаивающим одеялом. И все повторялось.

День придет, а вместе с ним...

Сухая колкая пыль,

Обиды жаркая быль,

И сто скворечников в ряд,

Да из рогатки снаряд,

А рядом иглы кустов,

Обломки черных мостов,

А в луже нефти развод,

И на двери новый код.

Недели строятся в взвод

И так опять круглый год.

А за днем настанет ночь...

Запорошивши глаза,

Слезы соленой роса,

Да церкви старой погост,

Полуобгрызенный хвост.

По борозде понесло

Оторванное крыло,

Из-под опущенных век

За нами зрит человек,

А месяц пал в устье рек

И так опять целый век.

А за ночью ходит смерть...

Сверкнет луною коса,

Зажмурятся небеса,

Воткнется в глаз острый нож,

Промолвят боги - Ну, что ж...

Твой бастион снова взят,

Вершится скорбный обряд.

Лишенный права сказать

И снова вставить глаза

Донизу рви тормоза,

Чтоб обернуться назад.

Ведь сам себе ты пилот,

Без остановки вперед

Ведущий свой самолет

Сквозь бесконечный полет...

- Что-то зна-акомый ра-азмерчик, - ухмыльнулся распорядитель. - После кого носим?

- Это перепевка! - запротестовала Гарпия.

- Принято, - кивнул распорядитель, не упуская из виду бьющий по полу скорпионий хвост.

- В этих стихах я не вижу никакого смысла, - пожаловалась Маруша призрачному коту.

- Голоса мертвых поэтов звучат, чтобы в их строчках ты отыскала себя. Ведь все осмысленное в нас - не более чем яичная скорлупа, скрепляющее нечто мятущееся и неопределенное. Разбей скорлупу, и оно растечется бесформенной противной слизью, - в голосе кота плескалась тревожная обида. - Но ты-то знаешь, что из слизи могла родиться птица. Неумелые руки грубо и не вовремя разбивают чужую скорлупу, а потом, брезгливо отворачиваясь от кляксы, не преминут заметить, что ничего другого и не ожидали увидеть.

- Эй, да ты не котик, а сорока на базаре. Трещишь без умолку. Я ведь спросила, что если хочется увидеть именно смысл?

- Для того чтобы его увидеть, просто взгляни на луну, на облака, на деревья, на стаю волков, бегущую по ночному лесу, на медведя, подбирающегося к дуплу, где спрятан мед, на белый след самолета, даже на того, кто стоит рядом и смотрит в ту же сторону, что и ты. Если и тогда не увидишь никакого смысла, значит, твои глаза еще не раскрылись, чтобы видеть.

21

- Тишшшше, - зашипели на парочку со всех сторон, и кот смущенно смолк.

- Объяви меня, дорогуша, - в центр выпорхнула Ракшаса, выставившая напоказ свою порочную красоту. - Нет, не надо, - воскликнула она через секунду. - Пускай сегодня я останусь для всех прекрасной незнакомкой.

Ведущий только кашлянул и отступил в общий ряд.

Крошка, крошка, дай любви!

Чувства нежные свои!

Ты отдай ему все тело,