Виталий Пищенко - НЛО из Грачевки

- Конечно! - улыбнулся врач. - Конечно, хорошо. Не думайте, что я сожалею, что ваша рана не была забита клочьями ваших штанов, грязью или чем-либо еще, и все только для того, чтобы не вызывать у меня недоумения. Мое недоумение должно вас радовать. И меня оно тоже радует. Состояние вашей раны таково, что вы можете дня через три отложить в сторону костыль и обходиться поначалу простой тростью. Я достану вам хорошую бамбуковую трость, и вы увезете ее на родину, как память о нашей больнице и о моем недоумении. Передайте привет сеньорите. Я жду ее завтра утром.

Опираясь на костыль, Клим вышел в сад, подтащил к шезлонгу Ники еще один шезлонг и расположился на нем, вытянув больную ногу.

- Ты так ловко управляешься с костылем, - сказала Ника, - как будто таскаешь его много лет. Как Джон Сильвер. Для полного сходства тебе недостает только деревянной ноги. Что сказал врач? Он не собирается тебе эту ногу отпилить?

- Врач сказал, что у меня все хорошо. Даже слишком хорошо - поэтому он меня и пригласил к себе. Ему понравилась моя рана на ноге, и он расспрашивал, как мне удалось ее получить. Меня так и подмывало рассказать ему все, как было, но я не знал, любит ли врач фантастику. Во всяком случае, он всего на миллиметр не дошел до ответа на свой вопрос. Ему бы только сходить в гардеробную, к кастелянше, и попросить мои штаны.

- И что бы он на них увидел?

- В том-то и дело, ничего бы не увидел. Он увидел бы целые джинсы, на которых нет ни одной дыры.

- На самом деле?

- Конечно. Вспомни камзол дона Мигеля. На нем так и не осталось следа от удара шпаги.

- Он мог натянуть камзол и после ранения. Ты - другое дело.

- Именно - другое. Не мог же я там бегать без штанов.

- Я про это и говорю. - Ника улыбнулась, прикрыла халатом колени. Как сейчас все помню!.. - Она закрыла глаза, протянула руки. - Помню, как вот этими руками надевала принцу на шею королевский медальон с завещанием... Ты только подумай, Клим, я видела живого сына Филиппа Четвертого, о котором вся твоя история не знает ничего, потому что он так и умер неизвестным три столетия назад. Я единственный живой человек на планете, который прошел по главной улице Порт-Ройяла, видел настоящий флибустьерский кабак Джона Литтона. А ты - один среди всех историков мира читал и помнишь никому, кроме тебя, не известное четверостишье, из никому не известной пьесы Кальдерона. С ума сойти!.. Нет, нас с тобой обязательно нужно в музей. Или в институт. Специальный институт очевидцев средневековой культуры на Ямайке. Экскурсанты со всего мира будут приезжать, чтобы только на нас посмотреть.

- Да, здорово рассказываешь. Тебя бы еще экскурсоводом в этот институт.

- А что - неправда?

- Все правда. И даже институт для нас с тобой имеется. Только называется иначе - психоневрологический. Вот туда мы с тобой попадем, это уж точно. Только рассказывать начни.

- Да! - согласилась Ника. - Всерьез не поверят. Вот если бы кресло достать.

- Безнадежное дело. Там глубина, наверное, с километр. Да еще течением унесло бог весть куда. Нет, нам с тобой пока нужно помалкивать. И так здешний невропатолог на меня с таким выражением поглядывает...

Пара попугаев пролетела прямо над их головами и села на камни у фонтанчика. Самочка - серо-голубая - отряхнулась от водяных брызг, присела на прохладный мокрый камень. Самец - ярко раскрашенный, сине-зелено-фиолетовый - по-петушиному распустил крылья, прошелся вокруг нее, она доверчиво сунула свой здоровенный крючковатый нос в перья на его шее, и он сразу остановился, опустил перья и как бы замер от ее ласкового прикосновения. Потом самочка поднялась, еще раз встряхнулась, взмахнула крыльями, и они полетели через пальмы к морю.

Ника задумчиво проводила их глазами.

- А я все-таки знаю... - сказала она.

- Не сомневаюсь, - улыбнулся Клим.

- Что?

- Конечно, ты что-то знаешь.

- Клим! Ты можешь хотя бы слушать серьезно?

- Могу, извини. Я слушаю.

- Есть такой человек, кому можно рассказать.

- Знакомый?

- Знакомый... Я его знаю, а он меня нет. Больше я тебе ничего не скажу, а то ты опять подшучивать начнешь.

- Зачем я буду подшучивать?

- Ну, зачем... Ты такой рассудительный, правильный. Юмор у тебя, опять же. Еще меня отговоришь. Мы сделаем так. Когда вернемся домой, ты приедешь ко мне в гости. Приедешь?

- Приеду, - сразу ответил Клим.

- Тогда я тебя и отвезу к этому человеку. Ему все можно рассказать. Он нам поверит.

- Ты уверена?

- Еще как уверена... Нет, нет! Ты меня больше ни о чем не спрашивай... Няня вышла - ужинать зовет. Я видела, как сегодня на кухню ананасы привезли. Вот такущие!.. Будем ананасы есть.

Клим, прихрамывая, встал. Помог Нике подняться. Она подала ему костыль. Они пошли рядом, рука об руку, к столовой, где на крыльце толстая, черная до невозможности няня, сверкая в широкой улыбке нестерпимо белыми зубами, звонила колокольчиком.

Новосибирск

Они не могли дозвониться по телефону - меня не было в городе - и по пути из билетной кассы зашли, на удачу, прямо ко мне на дом.

Я с большим удовольствием смотрел на неожиданных гостей, на эту юную милую пару, и Ника сказала, что они специально пришли ко мне, чтобы рассказать историю, случившуюся с ними во время последней студенческой Универсиады, - историю необычную, просто-таки невероятную историю, они не рассказывали ее никому, по их убеждению, им могу поверить только я, который сам в свое время сочинял тоже неправдоподобные истории. Я без колебаний решил отложить свою встречу с метростроевцами. Уже догадываясь, что рассказ будет длинным, включил чайник и открыл банку свежего малинового варенья, которую жена успела засунуть в мою сумку, когда провожала меня в город.

Нетерпение поделиться своей историей - особенно у Ники - было велико, мы не стали тратить время на лишнюю информацию. Я узнал, что они студенты и как их зовут, Ника читала мою фантастику, и мы обоюдно решили, что больше нам знать друг о друге ничего не требуется.

Рассказывать начал Клим.

Голос его был глуховатый и спокойный, но фразы он подбирал литературно грамотно, складно выстраивал цепочку событий, что мне особенно понравилось, он владел искусством сюжетной комбинаторики, а это, как сочинение стихов, дается далеко не каждому, и Ника это знала, очевидно, поэтому без колебаний предоставила первое слово своему спутнику.

Возможно, в рассказе Клима где-то не хватало красок и восклицательных знаков, но сама необычность их истории увлекла меня сразу, я не пытался этого скрывать, и Ника перестала поглядывать на меня с тревожной вопросительностью - верю ли я и интересно ли мне все то, о чем рассказывает Клим.

Но вот ядро с "Санты" пробило переборку каюты... и тут, как по заказу, восторженно забурлил и зафыркал чайник, я налил стаканы... Клим, оглушенный ударом доски, был уложен на каютную лежанку, и продолжение взяла на себя Ника.