Виталий Пищенко - Разлом времени

Теперь Яарвен и Живущая У Моря сидели в углу пещеры, прижавшись друг к другу плечами. Похоже, они забыли обо всем на свете. Предусмотрительно отключенный Юрием ретранслятор молчал. Возлюбленные говорили и говорили.

Их речь лилась плавно и вдохновенно, словно мы слышали волнующий говор природы.

- Ни дать ни взять - голубки, - сказал Линекер.

Смысл сказанного был иронический, и, зная склонность Джерри к едким замечаниям, я недовольно взглянул на него, но на лице товарища витала самая добрая и искренняя улыбка. Он был зоологом, поэтому, вероятно, вложил в свои слова отнюдь не переносный смысл.

- Похоже, здесь нам больше нечего делать, - задумчиво произнес Старадымов, - все, что могли, мы сделали.

- Куда теперь? - подал голос Линекер.

- Нужно искать следы загадочного бота, его хозяев.

- А эти... владыки ничего о них не рассказали? - спросил я.

Старадымов отрицательно покачал головой.

- Надо было все же наведаться к ним. Посмотреть, как они там устроились, - продолжал я.

- Не хватало ради этого энергию расходовать, - саркастически заметил Джерри.

- Утром слетаем, - отозвался Юрий, - необходимо узнать от них правду.

- Айкен вряд ли что-нибудь скажет, - поделился сомнениями Джерри, - ты заметил, Юра, как он обнаглел после того, как убедился, что его жизни ничего не грозит?

- Зато Маноло - трус изрядный, - ответил Старадымов, - ручаюсь, что он ничего скрывать не будет.

- Правды у него, как у змеи ног, не найдешь, - буркнул Линекер.

Маноло и Айкен... Днем я даже не удосужился спросить, как зовут бывших владык. Почему же эти имена мне так знакомы? И почему вслед за ними память услужливо подсказывает еще одну фамилию - Веркрюисс? Догадка была столь невероятна, что я растерялся. Потом схватил Старадымова за плечо:

- Юра! Ты хорошо помнишь рассказ моего деда?

Старадымов непонимающе посмотрел на меня, пожал плечами:

- Я не дослушал запись. Только начал. А в чем дело?

Но я уже лихорадочно вставлял кристалл с записью в фонограф.

57. РАССКАЗ "ПОСЛЕДНЕГО ОПЕРА"

...Вот, Богомил, и пришло мое время писать мемуары...

Грустное это, конечно, занятие. Если бы кто-нибудь лет эдак тридцать назад попробовал мне сказать, что я сяду перед диктофоном и, глядя на бездушную коробочку, начну раскрывать душу, я просто поднял бы такого чудака на смех. Но этот час наступил, точнее незаметно подкрался...

То, о чем я тебе хочу рассказать, тяжелым грузом лежит у меня на совести. Официальные материалы расследования еще долго будут храниться в архиве. Такова уж судьба этого несчастливого для меня дела. До сих пор не могу простить себе... Ни преступника не нашел, ни толком не разобрался в том, что произошло. Как говорится, труп налицо, а виновного и след простыл, словно сквозь землю провалился проклятый Веркрюисс.

Многих моих современников в жар бросает при слове "убийство". За долгие годы работы в Отделе по борьбе с преступностью я с этим жестоким словом свыкся, наверное, произошла обыкновенная профессиональная деформация. Но вот такого, чтобы убийца через день-другой не пришел каяться, я что-то не припомню. Бывало, руководитель нашего отдела по нескольку дней не разрешал задерживать преступников, зная, что рано или поздно они сами явятся с повинной. Давал, так сказать, людям, преступившим закон, самим осознать содеянное. Теперь-то я понимаю, насколько он был прав, давая злоумышленникам возможность самим осознать весь ужас, всю неестественность того, что они натворили.

Но в убийстве профессора Батгуула шеф сразу учуял что-то такое, что заставило его испросить у Совета санкцию на неограниченные полномочия.

Однако все принятые нами попытки были тщетны. Нет, одна из версий, выработанных нами еще в самом начале расследования, оказалась верной, но... Впрочем, лучше рассказать обо всем по порядку.

В то лето, Богомил, мы с твоей бабушкой отдыхали на пляжах Кубы.

Просто лежали на горячем песке, смотрели друг другу в глаза, а когда до нас доходило, что еще немного, и мы сваримся от палящего солнца, бросались в ворчливо накатывающиеся на берег волны океана.

Слух у меня был тогда что надо. Я вынырнул далеко от берега, но услышал тоненькое попискивание индивидуального устройства связи. Очевидно, это отразилось на моем лице.

- Что случилось? - разом оборвав смех, встревожилась Мария.

Я улыбнулся и сделал вид, будто ничего особенного не произошло, хотя сразу понял - сигнал был вызван чрезвычайными обстоятельствами, так как ничто иное не могло заставить начальство выйти со мной на связь на пятый день моего отпуска. Чтобы успокоить Марию, я нарочито медленно выбрался из воды, ленивой походкой приблизился к сложенным под раскрытым тентом вещам, щелкнул тумблером ИСУ:

- Начальник группы "Перехват" слушает.

- Здравствуй, Асен, - голосом шефа ответило устройство связи. - Как отдыхается?

"Коли шеф начинает издалека, дела совсем плохи", - мгновенно пронеслось в моем мозгу.

- Жарковато, - отозвался я. - А в целом ничего...

Шеф не любил длинных предисловий. Вероятно, считал, что руководители групп должны понимать его с полуслова.

- Асен, с минуту на минуту появится бот. Отвезешь Марию в Гавану или куда она пожелает, а сам вместе с Дэйвом отправляйся на Сейшелы. По дороге он обо всем тебя проинструктирует.

Я взглянул на небо, так как сообразил, что бот может в любую секунду показаться на горизонте, и замахал рукой Марии, чтобы она поспешила одеться. Потом ответил шефу:

- Все ясно, Владимир Семенович.

- Передай привет Марии. Завтра утром жду тебя в моем кабинете в семь ноль-ноль. Всего хорошего.

- До свидания.

Богомил, твоя бабушка была редким человеком. Ни тени обиды не появилось на ее лице, когда она узнала, что придется прервать отдых. Наоборот, принялась успокаивать меня, убеждая, будто с удовольствием снова окунется в проблемы своей лаборатории. Впрочем, она действительно любила свою работу, причем так, что я даже иногда ловил себя на том, что начинаю ревновать ее к вычислительным машинам.

...Нельзя сказать, чтобы Дэйв был мрачен. Во всяком случае, он изо всех сил старался показать, что это не так. Много шутил, был очень предупредителен с Марией, но меня обмануть не смог. Я слишком хорошо знал своего заместителя. Уже когда он вопреки своей обычной манере не обрушил бот в отчаянном пике на пляж, а аккуратно приземлил его, мне стало ясно, что Дэйв удручен.

Однако он заговорил о деле лишь после того, как мы распрощались с Марией. Вернее, прощался я, а Дэйв, отвернувшись, делал вид, будто погрузился в задумчивость.

- Асен, убит профессор Батгуул.

- Что?! - невольно вырвалось у меня. - Консультант Совета?!

- Он самый.

Потрясение было так велико, что я продолжал говорить нелепицу: