Эллис Питерс - Послушник дьявола (Хроники брата Кадфаэля - 8)

Тишина была полнейшей; до полуночи оставалось больше часа. Даже те, кто обычно спал тревожным сном, сегодня погрузились в мир и покой. Мальчики, которые по распоряжению аббата были отделены от старших, спали в небольшой комнате в конце коридора, а брат Павел занимал помещение, которое было как бы щитом, прикрывавшим их территорию. Аббату Радульфусу было известно, какие непредвиденные опасности могут подстерегать даже невинные души, обреченные на целомудрие.

Брат Кадфаэль спал вполглаза, как ему в свое время часто приходилось спать в военных лагерях, на полях битвы или на палубе корабля, завернувшись в матросский плащ под звездами Средиземноморья. Мыслями он возвращался на восток, в прошлое, и при этом, как и тогда, оставался начеку в ожидании опасности, даже если никакой опасности быть не могло.

Вдруг раздался ужасный крик, и темнота и тишина разлетелись в клочья, как будто две демонические руки разорвали сон всей братии да и саму ночь. Вопль взлетел высоко под крышу и, порождая дикое эхо, бился там о балки, как летучая мышь. Слышались отдельные слова, но разобрать их было невозможно, только неясное бормотание, вскрики, похожие на проклятия, прерываемые всхлипами и паузами, чтобы сделать вдох.

Прежде чем вопль достиг высшей точки, Кадфаэль вылетел из постели, ощупью добрался до прохода и бросился туда, откуда несся крик. К этому моменту, похоже, проснулись все: Кадфаэль слышал невнятный перепуганный лепет и произносимые в отчаянии слова молитвы; разглядел в темноте приора Роберта, заспанного, двигающегося очень медленно: он сердито спрашивал, кто посмел нарушить покой. Позади помещения, где спал брат Павел, слышалась какофония детских голосов; два самых маленьких мальчика проснулись и в испуге стали выть от ужаса. Ничего удивительного: никогда еще их сон не был так грубо нарушен, а малышам было всего по семь лет. Павел понесся успокаивать их. Крики между тем не прекращались, громкие, жалобные, то угрожающие, то испуганные. Святые обращаются к Богу. А к кому обращался этот неистовый, яростный голос, с кем он сражался на своем языке боли, гнева и угроз?

Кадфаэль схватил свечу и, чтобы зажечь ее, двинулся к лампе у лестницы, прокладывая себе дорогу в темноте, постоянно натыкаясь на бесцельно снующие тела, мешавшие ему. Крики, угрожающие, тоскливые и по-прежнему бессвязные, продолжали раздирать его слух, а дети жалобно выли в своих углах. Кадфаэль добрался до лампы, зажег свечу; ее фитиль вспыхнул и стал ровно гореть, освещая лица с открытыми ртами и широко распахнутыми глазами, а высоко вверху - балки крыши. Кадфаэль уже понял, где надо искать нарушителя спокойствия. Раздвинув локтями толпившихся, он понес свечу к постели Мэриета. За ним неуверенно, робко двинулись остальные; они топтались, глядя во все глаза, но подойти ближе боялись.

Брат Мэриет сидел на постели, прямой, как струна; он дрожал, что-то бормотал, вцепившись в одеяло сведенными судорогой пальцами. Голова его откинулась назад, глаза были крепко закрыты. На окружающих это подействовало успокаивающе: казалось, спящий не испытывает мук, и, если бы удалось сделать так, чтобы его сновидения перестали быть страшными, он проснулся бы невредимым. Тех, кто подошел первыми и толпился в проходе, пяля глаза на Мэриета, уже почти догнал приор Роберт, готовый без колебаний схватить юношу за плечи и гневно потрясти. Но Кадфаэль успел раньше обнять напрягшееся тело и прижать к себе. Мэриет вздрогнул, ритм его горестных воплей сбился, юноша икнул и замолк. Кадфаэль поставил на пол свечу, провел ладонью по лбу юноши и мягко заставил его опустить голову на подушку. Дикие крики перешли в жалобный детский скулеж, Мэриет, заикаясь, что-то проговорил и затих. Оцепеневшее тело поддалось, обмякло, упало в постель. К тому времени, как приор Роберт добрался до Мэриета, ослабевший юноша уже крепко спал, освободившись от мучившего его демона, в полном неведении о том, что произошло.

На следующий день брат Павел привел Мэриета на капитул. Наставник послушников хотел, чтобы ему подсказали, как вести себя с человеком, явно пребывавшем в духовном смятении. Самого Павла могло бы удовлетворить одно-двухдневное наблюдение за молодым человеком. Он постарался бы выпытать у юноши, какая беда, приключившаяся с ним, могла вызвать ночной кошмар, и вместе они вознесли бы молитвы, призывающие мир в душу Мэриета. Однако приор Роберт не хотел и слышать об отсрочке. Да, накануне послушник пережил ужасное потрясение из-за несчастного случая с его товарищем; но ведь это пережили и другие трудившиеся в саду, однако никто не разбудил дормиторий своими воплями. Приор Роберт считал, что это проявление, пусть неосознанное, своенравности, хвастовства и самомнения - результат воздействия цепко ухватившегося за Мэриета демона, и что освободить плоть от дьявола можно лишь плетью. Брат Павел восстал против немедленного использования в данном случае способа умерщвления плоти. Пусть решает аббат.

Мэриет, пока обсуждался его непреднамеренный проступок, стоял в центре собрания, опустив глаза и сцепив руки. Как и остальные, которые быстро пришли в себя и заснули, стоило тревоге улечься, он проснулся с первым ударом колокола, сзывавшего к заутрене, и, спускаясь по лестнице, не мог понять, почему все молчат - одни с опаской косятся на него, а другие и вовсе стремятся отойти подальше. Все это и сказал Мэриет, когда его просветили относительно его недостойного поведения, и Кадфаэль верил ему.

- Я привел его к вам не как сознательно преступившего правила, а как человека, нуждающегося в помощи, которую один я оказать не могу. Кадфаэль прав, - продолжал брат Павел, - меня самого не было вчера вместе со всеми в саду, - этот несчастный случай с братом Волстаном взволновал всех, а когда подошел брат Мэриет, его никто не предупредил о случившемся, и увиденное потрясло юношу. Он испугался, что бедный парень умер. Возможно, эта мучительная для него мысль превратилась в наваждение и нарушила сон, и сейчас нужны только покой и молитва. Подскажите, как мне поступить.

- Получается, он все это время спал? - Радульфус бросил задумчивый взгляд на смиренно склонившуюся перед ним фигуру. - Не просыпаясь, поднял на ноги весь дормиторий?

- Да, спал, - ответил Кадфаэль твердо. - Разбудить его в таком состоянии значило бы причинить ему большое зло. Когда я осторожно уложил его, он погрузился в самые далекие глубины сна, и это излечило его страдания. Уверен, он ничего не подозревал о поднявшемся переполохе, пока ему не рассказали утром.

- Это правда, отец мой, - произнес Мэриет, подняв на мгновение глаза. - Мне рассказали обо всем, и, видит Бог, я очень сожалею. Но клянусь, я не знал ничего о своем проступке. Если мне приснился дурной сон, я ничего не помню. Я не знаю, почему все так произошло. Для меня это такая же тайна, как и для всех остальных. Могу только надеяться, что больше этого не случится.