Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны. Том 14

Я отвернулась, отбросила сигарету. Сделала первый выпад. Конечно, он был готов к этому. Неважно. Я ударила первой.

Но другой стал подходить сзади, и я должна поворачиваться в оборонительной позиции. Затягивать схватку нельзя — мне не устоять.

Я услышала хруст, когда попала по плечу. Кое-что, в конце концов…

Я медленно отступаю к стене храма. Если я подойду слишком близко, она будет мешать мне наносить удары. Я прекращаю отступление и снова пытаюсь нанести решающий удар…

Внезапно человек справа от меня согнулся, темная фигура появилась за его спиной. Нет времени на размышление. Я сосредоточила внимание на первом монахе, нанеся удар, затем еще один.

Тот, кто пришел мне на помощь, был не столь удачлив. Второй монах оглушил его и начал наносить удары, ломающие кости. Мой союзник кое-что знал о борьбе без оружия, так как он принял оборонительную позицию и отразил ряд ударов, нанеся несколько своих. Но он явно проигрывал.

Наконец я нанесла ногой удар в плечо первому монаху. Потом я трижды пыталась ударить его, пока он был на земле, но все три раза он уворачивался. Я услышала короткий вскрик справа, но не могла отвести взгляд от своего врага.

Он поднялся, и на этот раз я поймала его внезапным обманным движением и нанесла сокрушительный удар в висок. Затем развернулась — и вовремя, так как мой союзник лежал на земле, а второй монах был рядом со мной.

Либо я была удачливой, либо он был сильно ранен, но я быстро разделалась с ним, проведя серию резких ударов.

Я поспешила к третьему мужчине и опустилась на колени, тяжело дыша. Я заметила его золотую серьгу во время схватки со вторым монахом.

— Борис. — Я взяла его руку. — Почему ты здесь?

— Я сказал тебе, у меня есть несколько свободных дней, чтобы помочь тебе, — сказал он. Кровь стекала из уголка его рта. — Нашел тебя. Фотографировал… И смотри… Я тебе пригодился.

— Прости меня. Ты лучше, чем я думала. Он сжал мою руку.

— Я говорил тебе, что ты мне нравишься, Марьюшка. Жаль, что у нас было так мало времени…

Я наклонилась и поцеловала его, ощутив кровь на губах. Его рука разжалась. Я никогда не могла вовремя оценить человека.

Я поднялась. Он остался лежать на мокром асфальте. Я ничего не могу сделать для него. Я иду в храм.

У входа темно, но внутри достаточно света от свечей. Я никого не вижу. Не думаю, что кто-то должен быть здесь. Только эти два монаха, которые должны были притащить меня к терминалу. Я иду по направлению к свету.

Дождь шуршит по крыше. За светильниками — несколько маленьких комнат, справа и слева.

Наконец я нахожу то, что искала. Во второй комнате. Даже не переступая порога, по ионизации, чувствую, что Кит где-то здесь.

Я прислоняю посох к стене и подхожу ближе. Кладу руки на тихо жужжащий терминал.

— Кит, — говорю я, — я пришла.

Передо мной нет эпигонов, но я чувствую его присутствие, и мне кажется, что он говорит, как в ту ночь, очень давно, когда я сидела в кресле с надетым шлемом.

— Я знал, что ты будешь здесь сегодня.

— И я тоже, — отвечаю я.

— Все твои дела сделаны?

— Большинство из них.

— Сегодня ты готова соединиться со мной?

— Да.

Снова я чувствую это движение, почти сексуальное, когда он перетекает в меня. В этот момент он мог бы выиграть.

«Татеме» — это то, что вы показываете другим. «Хонне» — это ваше действительное намерение. Следуя предостережению Мусаши в «Книге Вод», я стараюсь не обнаружить моего «хонне» в этот момент. Я просто протягиваю руку и роняю мой посох так, что его металлический конец, подключенный к батареям, падает на терминал.

— Мари! Что ты сделала? — спрашивает он, будучи уже внутри меня, когда жужжание прекращается.

— Я отрезала тебе путь к отступлению, Кит.

— Почему?

Бритву я уже держу в руке.

— Это единственный выход для нас. Я даю тебе этот «джигай», мой муж.

— Нет!

Я чувствую, как он пытается захватить контроль над моими руками. Но слишком поздно. Я чувствую, как лезвие входит в мое горло — в правильном месте.

— Безумная! — кричит он. — Ты не знаешь, что ты сделала! Я не смогу вернуться!

— Я знаю.

Когда я тяжело опускаюсь на терминал, мне кажется, что я слышу ревущий звук за моей спиной. Это Большая Волна наконец пришла за мной. Я сожалею только о том, что не добралась до последней станции, если, конечно, это не то, что Хокусай сейчас пытается показать мне — там, за крохотным оконцем, за туманом, дождем и ночью.

Надеюсь, читатель вытерпит еще одно эссе, хотя я спешу добавить, что у меня есть договор с опекающими меня божествами, согласно которому мне дозволяется совершить ложный шаг, присущий сходящим со сцены писателям, — попытаться подвести итог всему. Это просто небольшая речь, произнесенная мною в 1985 году на открытии Седьмой ежегодной итоновской конференции по научной фантастике и фэнтези в Калифорнийском университете в Риверсайде, где меня хорошо принимали. Я думаю, что это может быть хорошим завершением книги.

Я часто пытался понять, кем я являюсь — писателем, пишущим научную фантастику, который мечтает, что он пишет фэнтези, или наоборот. Большинство моих научно-фантастических произведений содержат некоторые элементы фэнтези и наоборот. Я полагаю, это должно раздражать ревнителей обоих направлений, которые думают, что я порчу научно-фантастические рассказы включением необъяснимого или насилую чистоту фэнтези объяснением ее чудес.

Некоторая правда есть и в том, и в другом, так что единственное, что я могу сделать, так это попытаться рассказать, почему я так действую, что кажущаяся разнородность моих работ означает для меня и каким я вижу значение этой гибридной природы произведения для всей области в целом.

Мое первое самостоятельное чтение в школе включало мифологию — в громадных объемах. Так было до тех пор, пока я не открыл для себя народные сказки, волшебные истории, фантастические путешествия. Это продолжалось довольно долго — до одиннадцати лет, — пока я не прочитал первое научно-фантастическое произведение.

До последнего времени я не осознавал, что такой порядок чтения очень хорошо соответствует развитию этой области. Сначала пришла фантазия с корнями в ранних религиозных системах — мифология и эпическая литература. Смягченные версии этих творений пережили возникновение христианства в виде легенд, фольклора, сказок. Некоторые из них включили в себя христианские элементы. Позднее возникли истории фантастических путешествий, утопии. Затем, наконец, с приходом промышленной революции, научные обоснования стали замещать сверхъестественное — у Мэри Шелли, Жюля Верна, Герберта Уэллса. Я действительно читал книги в надлежащем хронологическом порядке.