Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны. Том 15

— Что вы там делаете? — раздался тот же самый голос, вероятно, принадлежащий мистеру Уингерту. В голосе слышались угрожающие нотки. В тишине, внезапно установившейся в комнате, шаги звучали очень громко. В дверном проеме возник силуэт мужчины и загородил свет.

Уингерт был огромен: мощный в плечах, толстый в талии, с широкими, как у женщины, бедрами и полными ляжками. Даже голова у него была огромная. Нечесаные волосы свисали на глаза и воротник.

Его тень была большой и темной — за исключением белеющих глаз, когда он вглядывался в комнату, да блеска золота на среднем пальце правой руки. Золота и чего-то еще, коричневого овала, который мог быть вырезанной печаткой. Странное украшение для охранника спального барака разбойников, подумал Луи. Вероятно, он отнял его у какого-нибудь заключенного. Разрешив эту загадку, он тут же столкнулся со следующей: что он, Луи, здесь делает? Как могло случиться, что он очутился среди бандитов, не имея ни малейшего представления о том, как это произошло?

Бреве вынужден был отложить свои размышления на эту тему. Тучный человек вошел в дверь, двигаясь как тигр, пробирающийся сквозь высокую траву.

Уингерт мог запугать обычных преступников, но не Бреве. Луи начал заниматься боксом с тех пор, как ему исполнилось девять лет. Он тренировался, будучи на военной службе и в колледже, и три года подряд был чемпионом.

Мужчина выглядел большим, но слабым. Его руки, каждая величиной с добрый окорок, казались такими же дряблыми, как сало этого окорока.

Видя, что Луи свободно стоит в середине комнаты, мужчина медленно, с презрительным видом начал подходить к нему. Большие руки скрещены на груди. Колени развернуты, чтобы придать большую устойчивость длинному телу.

Бреве приготовился: принял стойку, расслабил плечи, сжал кулаки, сделал несколько глубоких вдохов, чтобы создать запас кислорода.

— Послушай, Уин, все в порядке. — Маленький человечек, такой же широкий, как надсмотрщик, но на две головы ниже, выступил вперед справа от Луи. Его шаг сопровождался более громким лязгом, чем у других людей. — Он ничего не знает. Просто новый парень, и все.

Массивная голова повернулась в сторону маленького человечка. Прежде чем цепь опустилась, ближайший окорок внезапно двинулся в нужном направлении и вошел в соприкосновение с протестующим. Человек согнулся, как тряпичная кукла, брошенная на спинку стула. Затем распрямился, словно кукла с резиновой спиной, пролетел над кроватями и стукнулся о стену на высоте шести футов, рядом с потолочной балкой. Это движение сильно натянуло цепь с правой стороны комнаты, так что половина присутствующих попадала.

Луи принял более низкую стойку. Подбородок Уингерта повернулся в прежнем направлении и тумбообразные ноги понесли его по проходу. Все было кончено в три удара: Луи нанес прямой левой и правой апперкот, оба попали в точку; Уингерт, не шелохнувшись, вытянул свою руку и ударил Луи тыльной стороной, как человек, сметающий со стола капусту.

Камень, или что-то другое, что было в руке надсмотрщика, попал в щеку под глазом. Из рассеченной щеки брызнула кровь. От удара шея свернулась на сторону. Сила удара была такова, что Луи полетел назад, через кровать, на колени одного из прикованных людей. Это движение так натянуло цепь, что вся левая сторона попадала, как домино.

Успокоив целый барак двумя ударами, Уингерт пошел к выходу. Он двигался по центральному проходу вперевалку, что было заметно со спины. Луи попытался подняться. Но когда он встал на колени, один из заключенных ударил его по затылку чубуком трубки, которая до того была тщательно спрятана между матрасом и сеткой кровати.

Луи Бреве упал вперед и потерял сознание.

— О мой бедный, мой милый! — Прохладные сухие пальцы прикасались к его лбу — единственному месту на лице, которое не опухло, не болело или не было забинтовано. Луи лежал на нормальной постели, в нормальной комнате с оштукатуренными стенами, расписанным потолком и толстым ковром, который поглощал звуки приходивших и уходивших докторов, медсестер и сиделок. Клэр с прохладными руками и массой золотых волос ухаживает за ним и притворяется, что его теперешнее состояние ужасно ее огорчает.

Однако скоро Луи почувствовал себя почти хорошо. Конечно, у него болело все — самая сильная боль была глубоко в гортани, — но голова была ясной. В членах не было той свинцовой тяжести, которой всегда сопровождалось похмелье. Может быть, это из-за того, что ему давали лекарства.

— Где я был? — Собственный голос дошел до его ушей, приглушенный бинтами вокруг рта. Ему показалось, что нескольких зубов не хватает.

— Ты дома, дорогой.

— Это не Уиндемер.

— Конечно, нет. Это моя комната в отеле. Я и не подумаю вернуть тебя назад на плантацию к этой женщине.

Но где я был?

— Несчастный случай. Прошлой ночью. Лошади понесли, как говорит твой возница, такой трус, — и перевернули коляску. Трое из них сильно пострадали, и их пришлось прирезать.

— Это не было дорожное происшествие, Клэр.

— Но… так все говорят.

— Они ошибаются. Который час?

— Начало десятого.

Он изогнул шею, чтобы посмотреть в окно, но оно было завешено тяжелым зеленым бархатом.

— Утра или вечера?

— Вечера. Ты проспал весь день, мой бедный.

— Утром я проснулся в странном месте, в комнате, обитой сосновыми досками где-то в районе болот. Я находился среди бандитов в цепях, хотя и был свободен. Когда я позвал, чтобы кто-нибудь помог мне, вошел громадный мужчина и ударил меня. Я дважды попал по нему, но он уложил меня с одного удара. И вот я здесь.

— Какой ужасный сон тебе приснился!

— Это был не сон, Клэр.

— Что за бред ты несешь, — холодно сказала она. — Люди могут сказать, что твой рассудок поврежден в результате несчастного случая и пьянства.

— А не ты ли это сделала? Поместила меня среди бандюг, показала мне, насколько я пал — или могу пасть?

Она посмотрела на него сузившимися глазами. Когда она так смотрела, ее лицо замыкалось, и Луи знал, что она удалялась от него на миллион миль, ожидая, что он скажет что-нибудь непростительное.

Луи задержал дыхание и осознал, насколько хорошо он себя чувствует.

Это случилось в следующее воскресенье, когда он со своей женой Анжеликой сидел на мессе. Пока священник монотонно пел свою латынь, Дух Святой снизошел на Луи Бреве и уже никогда в земной жизни не покидал его.

— Господь — мой пастырь, — прошептал Луи, челюсть его еще болела. — Он хранит меня, как хранил пасхального агнца иудеев…

Анжелика повернулась к нему с шиканьем, готовым сорваться с ее губ. Она остановилась, увидев блеск в его глазах.

— Как хранил живую кровь Сына Своего, — голос Луи стал громче, — так Он направляет меня и распространяет подобно свету. Он возвышает мою душу и растворяет ее в солнечных лучах.