Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны. Том 15

Синан приподнялся на локте и слегка махнул в сторону Хасана согнутой рукой: «Вина!»

Хасан наполнил чашу густой красной жидкостью из кувшина, стоявшего около вождя, и поднес ее к губам старика.

Синан сделал глоток, облизнулся и вялым движением оттолкнул руку Хасана.

— Видели, что затеял этот выскочка Саладин? — спросил старый шейх, глядя в пространство.

— Парад доспехов и конской сбруи, — откликнулся кто-то сонно.

— И все это для расправы с франкским хвастуном, тогда как одного остро отточенного клинка достаточно, чтобы навеки отучить его выхваляться.

— Это предложение, господин? — спросил Хасан.

— Нет, — кашель прокатился по легким Синана, и он сел прямо, кутаясь в плащ. — Никто из гашишиинов не даст похоронить себя на этом глупом джихаде. Это мой приказ… Пусть в течение ближайшего года головы франков будут неприкосновенны. Да не упадет с них ни один волос.

Не вдумавшись в смысл сказанного, ассасины одобрительно забормотали.

— Шуточка над айюбитами!

— Покажем Саладину, что значит вступать в бой, который он не может выиграть.

— Пусть убирается обратно в Египет.

— Остудит задницу в Ниле.

— Но… — прорезался голос Хасана в этом хвастливом хоре, — не упускаем ли мы хорошую возможность?

Синан обернулся к молодому человеку, его мохнатые брови сошлись вместе, как две спаривающиеся гусеницы.

— Выйдя с оружием на поле брани, — продолжал Хасан, возвышая голос, — Саладин и впрямь мог бы изгнать франков из этого уголка исламского мира. Рейнальд Хвастливый — наихудший из них, но он здесь властелин. Свинья в зловонном загоне, кровь на руках его, навоз на его сапогах. Слеп и глух он к делам Пророка и Его заповедям, — глаза молодого человека устремились на чашу с вином, которую он наполнил собственной рукой. — Рейнальд — завоеватель, ничего не смыслящий в искусстве власти, он способен только к насилиям и грабежам.

— Тогда он будет сметен с этой земли ветром, — насмешливо проронил Синан.

— Если бы не тамплиеры и другие искусные воины, ветер так и сделал бы. Но сейчас, здесь, только мы сможем изгнать их. Швырнуть их наземь с переломанными спинами, как скорпионов, раздавленных конскими копытами, чтобы солнце высушило их, а ветер смел прочь с земли Палестины.

— Красиво сказано, дитя мое. Но их тысячи. И у каждого огромный стальной меч, и под каждым — могучий конь.

— Но Саладин может повести за собой десятки тысяч. И он это сделает. — Глаза Хасана наполнились тем чувством уверенности в сказанном, которое другие принимали за пророчество.

— И тогда, — продолжал он, — после изгнания одного завоевателя мы сможем стать свидетелями того, как забитые крестьяне и пастухи обретут стремление к свободе. Долго ли смогут потом аббасиды, сельджуки и даже сами айюбиты противостоять воле людей Палестины решать свои собственные дела на своей земле? Более тысячи лет эта земля истощалась, чтобы давать «молоко и мед» для процветания чужеземных властителей. Должно настать время, когда Палестине позволят вернуть хоть что-то своему народу.

— Решать свои собственные дела! — воскликнул один из стариков.

— Чужеземные властители! Кто — аббасиды?

— Как вам это нравится!

— Ну и шутки у твоего ученика, Синан.

— Что за идеи!

Синан взглянул на Хасана и отмахнулся от него резким движением.

— Довольно исторгать ветер изо рта, — приказал вождь ассасинов. — Мы люди дела, в конце концов, а не люди слов.

Он протянул свою старческую руку, внезапно предательски задрожавшую, и нащупал шарик гашиша. Опытными пальцами он заполнил трубку упругими кусочками и дал знак Хасану. Тот вытащил тлеющий уголь из жаровни и держал его у трубки, пока Синан жадно делал первые затяжки.

Столб пыли поднимался к небу там, где шла армия Саладина.

Султан на белом жеребце в окружении свиты то и дело оглядывался назад, на долину. Он, разумеется, не мог видеть пыльного облака. Пыль вырывалась клубами из-под копыт тяжеловооруженных всадников и сапог пехотинцев.

Вблизи было видно, как пыль оседает хлопьями на коленях и плечах людей, конских крупах. В отдалении пылевая завеса плыла над плюмажами конников и смягчала вид ощетинившейся копьями пехоты. Далеко у горизонта желтый туман скрывал холмы и укутывал собой бесконечные ряды конических шлемов и лошадиных морд.

Саладин вглядывался в стелющееся по земле марево и знал, что оно поднимается вверх на тысячи футов. А это могло безошибочно подсказать любому вооруженному соединению из тех, что христиане должны были послать на защиту Рейнальда, где находится армия Саладина.

Но любой длинный язык на базаре мог сказать им то же самое.

Керак Моавский когда-то был просто укреплением среди предгорий.

Он строился в тихие времена, когда пастухи спали под звездами и отстаивали свои права на пастбища или ягнят с помощью острого посоха.

Теперь, под властью христиан, Керак был защищен стенами из тесаного камня и рвами с хитроумно расположенными откосами.

Рвы эти охранялись английскими лучниками, которые посылали свои оперенные стрелы на пятьсот шагов. Саладину было бы интересно узнать, найдется ли там, за этими стенами, сто тысяч стрел.

Керак поджидал их в дальнем конце долины, где два горных отрога почти сходились вместе.

С тыла крепость была защищена хуже, и Саладин знал об этом: всего один ряд валов, рвов и земляных откосов. Но армия, приближающаяся с этой стороны, вынуждена была бы сузить ряды и протискиваться между укреплениями и скалистыми предгорьями. А отряд христиан, скрытый до времени за холмами, мог внезапно броситься наперерез в любом месте и смять ряды растянувшейся армии.

Как бы там ни было, Саладин предпочел фронтальный подход, возвещая о нем облаком пыли.

— Это что там впереди, грозовая туча?

Король Ги заслонил рукой глаза от высокого июльского солнца. Конь под ним гарцевал, рука прыгала в воздухе, и на лице плясала тень от ладони.

— У грозовых туч черный низ, и они обычно плывут над землей, государь, — мягко сказал Амнет. — Они редко бывают желтыми и никогда не стелются по долине.

Великий магистр Жерар, который ехал по другую руку от короля Ги, сделал Томасу страшные глаза за монаршей спиной.

— Значит, мы видим толпу бродяг? — спросил Ги с назойливым воодушевлением.

— Мы, пожалуй, в дне пути до их арьергарда.

— А может, в двух, — заметил король. — Мы ведь не сможем догнать их сегодня до полудня, правда? — Он взглянул на солнце. — Мы пробираемся по этим холмам с рассвета. Предлагаю разбить лагерь и обдумать стратегию.

— Государь, наши лошади, без сомнения, выдержат еще час или два. Не следует делать привал до вечерней молитвы.

— А я говорю тебе, магистр Жерар, что здесь достаточно травы для лошадей и чистой воды. Кто знает, найдем ли мы все это впереди?