Андрей Попов - Дверь в сказочный ад

Через некоторое время я, оседлав Винда, уже несся вместе с ним сквозь зеленый туман Тамасских лесов. Солнце уже давно поднялось над своими владениями и посылало миру, словно милостыню, тепло и свет. Деревья проснулись, стряхнули с ветвей черную пыль ночи и принялись о чем-то перешептываться, подстрекаемые неугомонным ветром. Путь к замку барона Стинвенга с каждым разом казался все короче. Сам барон, кстати сказать — несносный болтун, вышел мне навстречу и вместо приветствия принялся в деталях рассказывать про свою недавнюю охоту.

– …азарт, мистер Айрлэнд, был сравним лишь с тем, когда преследуешь врага на войне или бегущую от тебя деревенскую девку, чтобы испробовать на прочность ее невинность. На редкость умный медведь попался!..

Следующие десять минут, пока барон крутился рядом, пришлось терпеливо выслушивать целую охотничью сагу про «умного медведя» и отчаянного охотника. Я уже знал, что пока он не расскажет все до последнего слова, не умолкнет. Сюжет банален: умный медведь вилял и запутывал следы, а опытный охотник его настойчиво преследовал. Пропуская скуку данного повествования приведу лишь последнюю его фразу:

– …палец сам дернул курок и, вы не поверите — прямо в пасть! С такого большого расстояния! Медведь был уверен, что уже находится на безопасной дистанции и лишь единственный раз обернулся издевательски посмотреть на меня. Шанс вообще попасть в него был ничтожным. И — прямо в пасть! Представляете? Сейчас покажу его шкуру.

Я постоянно кивал, хотя в данный момент мне было плевать на всех медведей, если не сказать большего — на всех охотников, к которым я и сам себя отношу. Барон на старость лет слегка располнел и вряд ли уже бегал по лесам с той прытью, что в молодости. Он провел меня в гостиную, где мы почти утонули в мягких, как перина, креслах. Гостиная Стинвенгов, разумеется, выглядела куда скромнее моей. Эта же мысль касалась и самого замка, который уже давно скучал по капитальному ремонту. Короче, жили они весьма скромно.

Наконец к нашему обществу присоединилась сама мисс Элена. Моя лесная фея сегодня выглядела необычно по-домашнему. Мы обменялись многозначными взглядами, непонятными даже для нас самих. Она улыбнулась, и я улыбнулся в ответ.

– Мой батюшка наверняка утомил вас своими разговорами.

Тут только я понял, что в мире звуков нет ничего приятнее, чем слышать ее голос.

– Что вы, мисс Элена, барон отличный рассказчик!

Зря я это сказал. Как только барон услышал лестный о себе отзыв, так еще пуще прежнего принялся демонстрировать свое ораторское искусство, нам даже слово не давал вставить.

– Увы, мистер Айрлэнд, увы! Мир вокруг нас развращается не по дням, а по часам: безверие, крайняя бездуховность и повсеместная распущенность. Помню свою молодость — не то было! Совсем не то! Перед старшими в семье у нас трепетали, как перед святыми угодниками. Попробуй я своему отцу скажи какое-нибудь слово поперек… страшно вообразить, что бы там было. А сейчас?.. Наша провинция еще, слава Богу, держится на святых законах древности, а в городах уже творится всякий произвол. У меня теперь одна забота — выдать Элену за добропорядочного честного человека, который смог бы ее оградить от этого обезумевшего века. Я слышал… — он почему-то перешел на шепот: — что некоторые прозорливцы говорят, будто двадцатый век окажется еще более жестоким и распущенным. Последние времена, мистер Айрлэнд! Последние времена!

Я напряженно вслушивался в слова барона и не мог понять, к чему он клонит: к извечной угрозе последних времен или… Интересно, отношусь ли я, по его мнению, к нашему деградирующему социуму? Насколько помню, мое поведение в его обществе не давало повода для подобных заключений. Мисс Элена несколько смутилась и попыталась смягчить тон беседы:

– Наш батюшка излишне впечатлителен, мистер Айрлэнд. Нет ни одного поколения, которое не восхищалось бы своими предками и не осуждало бы потомков. Мир, конечно, грешен, но и в нем осталось еще немного доброты и святости, просто нужно суметь это заметить.

– Дочь моя! — возгласил барон тоном, которым строгий отец обращается к маленькой неразумной девчонке. — Если ты имела счастье воспитываться в обстановке доброты и святости, то благодари за эту заботу своего отца. Когда ты начнешь выезжать в свет, особенно в безбожный Манчестер, то поверь мне, там увидишь совсем другую жизнь.

Наступила неопределенная пауза, и я почувствовал, что пора вставить какое-нибудь умиротворяющее слово.

– Мне кажется, что во всяком веке и во всяком обществе силы света как-то уживаются с силами тьмы, правда — с обманом, святость — с моральным упадком. Это как извечная борьба двух противоположностей, двигатель диалектического процесса развития… Короче, надо быть реалистом и воспринимать жизнь такой, какой она перед нами нарисована. Если мы начнем создавать в своем воображении несуществующие идеалы, то от этой жизни будем терпеть постоянные разочарования.

Где-то в соседнем зале пробили настенные часы, и это придало мне больше уверенности в своей правоте.

– Ваши слова не лишены смысла, мистер Айрлэнд. Надо быть реалистом и смириться, что не все в мире устроено так, как хотелось бы лично тебе.

Барон еще много чего-то говорил, а мы с мисс Эленой, пропуская большую часть его слов мимо ушей, частенько обменивались выразительными взглядами, общаясь между собой на языке мимики. Потом барон вдруг вспомнив, что у него какие-то дела (а скорее, осознав наконец свое излишество в нашем обществе), пробурчал ненужные извинения и удалился.

Первую минуту сидели молча. На эту священную тишину посягало лишь слабое потрескивание дров, переваривающихся в чреве камина, да еще монотонное постукивание настенных часов. Впрочем, нет… эти звуки не могут нарушать тишины, они ее просто дополняют, делают приятной и немного более ощутимой.

– Вы проголодались, Майкл? — спросила она, вероятно, не зная, как иначе начать разговор.

– Нет спасибо. Сегодня на улице ужасная осенняя непогода, и в честь такого события я бы с удовольствием пригласил вас на прогулку. Внутри замка все как-то… окаменело. Никогда не чувствовал себя свободным даже в самых просторных комнатах. Итак, вы согласны?

Она сделала вид, что задумалась над моим предложением. Просто поразительно: ей шло любое выражение лица — и гнев, и улыбка, и печаль, равно как и эта лирическая задумчивость. Уже не оставалось никаких сомнений, что и она, и ее отец, да что там говорить — вся прислуга в этом замке уже давно знали о моей сердечной болезни. Нужно родиться и быть последним идиотом, чтобы думать, будто я приезжаю сюда ради праздной болтовни с бароном Стинвенгом. Долгое время я нелепо пытался скрывать свои чувства, но мои непокорные жесты и взгляды, которые не заметил бы только слепой, обо всем говорили без слов. Мисс Элена вздохнула и поглядела в окно.