Андрей Попов - Обманутые сумасшествием

Здесь он снизошел до ответа. Но какого ответа!

– Заблудшие еретики! — коротко и ясно. Никто, кроме него, не смог бы вот так, всего в двух словах описать целое религиозное мировоззрение.

– То есть, мало того, что еретики, так они впали еще и в блуд! Для меня это откровение… — Кьюнг просто не мог, чтобы немного не поиронизировать. — Ладно, ставим вопрос по другому: не мог ли кто-нибудь из них с целью срыва похоронных компаний проникнуть в среду экипажа и совершить диверсию? Я говорю об «Астории».

Фастер долго пережевывал своего краба, прежде чем ответить. Все напряженно ждали какой-то ценной мысли, но увы, его слова не говорили ровно ни о чем:

– Скажу честно: не знаю.

– Способны ли они вообще на убийства?

Здесь ответ пришел незамедлительно:

– Думаю, на убийство способен любой человек, если его довести до соответствующего состояния.

С этой мыслью все охотно согласились. Причем, согласились молча. И в разговоре наступила длительная пауза, заполненная лишь шумом мнимого моря и тихим, неразборчивым перешептыванием других «посетителей» таверны. Единственный безмолвный соучастник компании — Фабиан, будто титановая статуя, не проявляя ни единого движения, покорно стоял около своих белковых собратьев, ожидая распоряжений. Он был пожизненно обречен на ожидание чьих-либо команд и почти напрочь лишен собственной инициативы. Помнится как-то Айрант обратился к нему: «Фабиан, будь любезен, расскажи мне какой-нибудь нецензурный анекдот» . Робот потупил взор, раздвинул в изумлении механические брови и (что самое удивительное!) откопал в своей базе данных такую вот реплику: «Я знаю одного робота, который умел ходить в туалет и писить, совсем как люди, но однажды он заржавел…» . Сейчас про Фабиана на время забыли. И он практически перестал существовать: не выявлял себя ни звуком, ни шорохом, ни даже шевелением суставов.

– Не люблю вопросов, на которые нет ответов! — Линд поерзал в кресле. Вообще-то реплика философа, а философы всю жизнь такого не любят.

Звезды тем временем молчали. Слушали этот разговор и молчали. Более того — знали и молчали. «Гермес» сломя голову мчался между ними. Гигантский металлический дельфин нырял в подпространство и вновь появлялся на этой стороне реальности: летел, как божество, облекшееся в непроницаемую броню, как демон, взамен магической силы вооруженный мощью тахионных двигателей. Им не было до него никакого дела, да впрочем — взаимно. Он — лишь короткая вспышка в беспроглядной Вечности, они — сама эта Вечность в одной из своих ипостасей, именуемой светом. Он мчался как бы сквозь них, мимо них или даже так: совершенно игнорируя их существование. Галактический корабль в окружении множества никогда не гаснущих маяков. Они не противопоставляли себя друг другу, не дополняли друг друга, но тем не менее, тут уж помимо собственной воли, являлись частями единого громоздкого механизма, именуемого Вселенной.

Звезды, видимо, поклялись пребывать в вечном молчании…

…так прошел еще один бортовой день. За ним — следующий, неизбежно приближая и другие дни. Внутренние огни звездолета то вспыхивали бледными красками рассвета, то пародировали зарево солнечного заката, а то и вовсе гасли, оставляя всех наедине с темнотой космической ночи, и так без конца… Бегущие дни, словно бусинки, нанизанные на нить времени, как маленькие узелки на четках Фастера, молитвами никому неведомого божества отсчитывались один за другим, приносимые к нам ветрами из Будущего, они тут же безвозвратно исчезали в бездне Прошлого.

Стоит иногда задуматься над этим словом — Вечность. В нем и величие всей Вселенной, и ее же леденящий холод. Целый океан времени впереди, и такие же недосягаемые его горизонты уже позади. А этот полет, что сейчас кажется невыносимо долгим и, как следствие, нестерпимо томительным, если не точка, то всего лишь маленький отрезок на бесконечно удаляющейся в обе стороны прямой — оси времени, пронзающей и прошлое, и настоящее, и будущее — точно стрела, прошедшая все слои этой самой Вечности.

Часто, даже очень часто среди традиционного безделья и гнетущей скуки приходили мысли о покинутой Земле. Мысли, погружающие в состояние сладостно-тоскливой ностальгии. Честное слово, о ней порой вспоминали с большей страстью, чем о любимой женщине. Ведь там, на планете, что их породила, жизнь текла своим чередом… Люди вставали каждое утро и погружались в свой крохотный мирок ничтожных забот, который в их глазах казался огромным миром с грандиозными проблемами. В постоянной занятости им даже некогда поднять глаза к небу, подарить мимолетный взгляд звездам и сказать самим себе: «вот где творятся настоящие Дела и неведанные человечеству Свершения!» .

Минуло еще полмесяца полетного времени, в течение которого Эпсилон Волопаса, точно воодушевленная некой магической силой, все более разгоралась на черном полотне космоса и затмила своей яркостью все остальные звезды. Полет (даже с трудом в это верилось!) приближался к завершению. Упадническое настроение экипажа явно шло на поправку. Даже проклятые в прошлом дежурства становились более отрадными. Астронавты с нескрываемым наслаждением, а порой — с бурными эмоциями восторга, наблюдали, как система Эпсилон, создавая разительный контраст другим светилам, с каждыми последующими сутками увеличивала мощность своего излучения. Так, наверное, способны были радоваться только мореплаватели, переплывшие целый океан и увидевшие наконец берега другого континента. Больше этой радости не испытывал никто. И никогда.

Айрант по такому торжественному случаю заставил робота танцевать. Но неуклюжий Фабиан, как оказалось, был полным бездарем в грациозных движениях и па, он лишь вяло потаптывался на одном месте. Бортмех даже хотел его отпинать по титановой заднице, чтобы не портил всеобщий праздник. «Веселей же танцуй, Фабиан!.. Электронная скотина, ты можешь голени повыше задирать?!» .

Расстояние между «Гермесом» и одной из дочерей Волопаса резко сокращалось. Звездолет уже окончательно вышел из подпространства, развернул свои фотонные двигатели (предназначенные исключительно для разгона/торможения) в обратную сторону и, ударив струями жесткого электромагнитного излучения по космической пустоте, принялся гасить свою бешеную скорость. Некоторое время внутри лайнера ощущалось некое подобие слабого землетрясения: компьютерный Центр корректировал вектор тяжести искусственной гравитации, но вскоре все затихло. Незначительная девиация траектории сглаживалась бдительным самоконтролем Центра, и сила тяжести окончательно пришла в норму.

– Оди, напоминаю тебе еще раз: как только войдем в планетарную систему, сразу включай позывные. Направляй сигнал по всем секторам. Они могут быть где угодно.