Р Подольный - Закон сохранения

Роман Подольный

Закон сохранения

1

Ничто здесь уже не могло помочь.

Заслуженный самосвал - облупившаяся краска, стертые до корда рыжевато-белесые гигантские шины, лицо в кабине с разинутым в крике ртом навис над зелененьким "жигуленком", зелененьким, как листья молодой березы. Между автомобилями, сошедшимися почти нос к носу, еще оставалось какое-то пространство - десятки сантиметров, но не хватало ничтожных долей секунды, чтобы машины врезались друг в друга.

Ничто не могло здесь помочь, но милиционер Севастьянов все равно бежал к месту неизбежной катастрофы, бежал изо всех сил. Хотя он не мог успеть одолеть и десятой части расстояния, отделявшего его от автомобилей. А столкновения все не происходило. Только что резво мчался "жигуленок", только что нелепо вывернул ему навстречу с проселка самосвал - тоже на неплохой скорости, недаром его занесло по палым листьям на другую сторону шоссе, - только что они вышли почти в лоб друг другу, и все быстро, стремительно, резко. А то, что сейчас видел бегущий Севастьянов, происходило словно на киноленте, пущенной в замедленном темпе. Самосвал и "Жигули" сближались, сближались и никак не могли сблизиться. Нашлепок грязи на ободе первого колеса самосвала медленно-медленно передвигался вокруг оси... Севастьянов успел подумать, что вот так, наверное, перед смертью успевают в последние секунды обозреть всю свою жизнь, потому что время почти останавливается, но ведь он-то не умирающий? Это на месте водителя "Жигулей" можно так...

И тут он понял, что добежал. Машины сошлись почти вплотную, но "жигуленок" успел отвернуть в сторону, хотя делал он это чрезвычайно медленно - и слава богу, иначе сшиб бы самого Севастьянова.

Из "Жигулей" вывалился толстый потный человек в измятой шляпе. С самосвала спрыгнул высоченный детина с бледным застывшим лицом. Его тяжелые ботинки приземлились совсем рядом с Севастьяновым, и тот невольно откачнулся. А в следующую секунду детина уже обнимал и целовал водителя "жигуленка", а тот безвольно подчинялся, опустив крупные руки с желтыми, изъеденными - химией, наверно, какой-нибудь - ногтями.

- С какой скоростью шли? - спросил Севастьянов.

- О чем спрашиваешь, шеф? - крикнул шофер. - На смертельной для такого случая - это точно. Я уже себя на нарах видел, на нарах, а у меня только-только дочка родилась.

Севастьянов записывал показания водителей, потом обмерял место происшествия, делал эту стандартную работу в двухсотый по крайней мере раз. И то, что стало ему ясно сразу, подтвердилось со всей бесспорностью очевидного: машины должны были столкнуться. Это было неизбежно, и вот - не случилось.

Водители, слегка успокоившиеся, подошли к милиционеру:

- А зачем все это? - спросил человек из "Жигулей". - Ведь ничего же не случилось...

- Не случилось... А вы-то хоть понимаете, почему не случилось?

- Не понимаю, но радуюсь.

- Точно, ребята. Радоваться надо. - Лицо у шофера самосвала порозовело. - Давайте, знаете, у меня с собой "московская". Не журись, шеф, не журись - я прямо в кабине заночую, никуда не поеду отсюда - ноги дрожат.

- А этот товарищ, - невольно засмеялся Севастьянов, - тоже с машиной здесь останется? Да и мне до конца рабочего дня еще далеко. Ты езжай, брат, только талон дай - проколю на память.

- Коли, коли, тут спорить не буду. - Детина излучал радость всеми порами лица, теперь уже красного, хоть к заветной "московской" его и не допустили.

Севастьянов попрощался с водителями - молодой отец при этом ухитрился поцеловать его в щеку - и устало пошел к своему посту.

И тут откуда-то из-за деревьев появился невысокий мужчина в черном свитере, из которого был выпущен ворот мятой коричневой рубахи, в мятых синих брюках, с большим коричневым саквояжем в левой руке. Опытный взгляд Севастьянова автоматически зафиксировал все эти признаки "несамостоятельности" парня, как сказала бы его, Севастьянова, жена, весьма самостоятельная и ответственная - за Севастьянова - женщина.

А вот лицо парня описать было бы трудно, только запомнить легко. Пришлось бы, наверное, просто сказать: подвижное. Глаза, нос, скулы, брови - все играло, дышало, жило. Подпрыгивали одна за другой и снова опускались брови, похожие то на жирные прямые тире, то на извилистые запятые. Он то и дело морщил лоб и нос, чуть отдувались и снова подтягивались щеки, нижняя губа оттопыривалась...

Поглядев на это лицо, Севастьянов понял, что в измятости одежды виноват не ее хозяин, не его жена, хотя таковая, ежели она есть, мученица: на таком человеке что угодно изомнется в две минуты. Но таких людей - это Севастьянов тоже почувствовал - не по одежке встречают.

- Товарищ милиционер! - Мужчина чуть-чуть заикался, чуть-чуть, самую малость, может быть, только от напряжения.

- Слушаю вас. - Севастьянов откозырял.

- Разрешите узнать, сколько, по-вашему, времени прошло между выездом самосвала на дорогу и... тем, как автомобили разминулись?

- Сам не пойму. - Взгляд любопытного человека был так простодушен, а голос так вежлив, что Севастьянова потянуло на откровенность. - Мне показалось, секунд семь-восемь. Бежал я вон от того столба, тут метров пятьдесят пять - так оно как будто и получается. Но выходит, что машины-то за эти секунды проехали - обе - метра три. И то "Жигули" из трех метров до места, где у машин передние бамперы вровень пришлись, по крайней мере два с половиной проехали. А самосвал словно бы и вовсе на месте стоял.

- Да, любопытно. - Мужчина поставил саквояж на землю, вынул блокнот и углубился, по-видимому, в расчеты.

Говорят, есть люди, которые улыбаются одними глазами. Он улыбнулся всем лицом - от подбородка до корней волос. Но в улыбке этой было что-то грустное.

- Спасибо. Сто восемьдесят тысяч четыреста двенадцать секунд я потерял. Не так уж много, правда? Обидно только, что рассчитал плохо. Можно было втрое меньше отдать. До свидания.

Он поднял саквояж и пошел к подрулившему к обочине маленькому служебному автобусу.

Севастьянов молча смотрел ему вслед. Последних слов собеседника он не понял. Но он сегодня очень многого не понял. Да и вообще на милицейской работе приходится много видеть такого, что понять невозможно.

2

- Аля, в "Одессе" идет "Благослови детей и зверей". Не ближний край, но нам просто необходимо прогуляться, а фильм прекрасный. Что же, проигрывая в расстоянии до кинотеатра, выигрываем в силе кинофильма. Закон рычага, он же проявление закона сохранения энергии. Сегодня я острю, как Аркадий Райкин. Ах, Аленька, Аленька, я, собственно говоря, сделал только то, что давно надо было сделать. И раньше одни теряли время, другие берегли, третьи просто-напросто растрачивали. Женщины вон вообще отвоевали себе право опаздывать всюду, кроме как на работу. Человек ведь только делает вид, что боится времени, на самом деле он с ним запанибрата. Изображает бога времени с косой, страшным стариком, а помните, что с этим Хроносом древние греки сделали? Собственный сын Зевс сверг его с мирового престола и в Тартар отправил.