Виталий Вавикин - Идеальное вторжение

Выходишь из дома и знаешь, что больше уже никогда не увидишь его снова. В густом, как деготь, черном небе плывет, переливаясь фиолетовыми и бардовыми цветами, инопланетный корабль. Ярко-зеленые лучи пронзают ночь, словно вспышки салюта. Тянутся от корабля к земле и забирают выходящих на улицы людей. Одного за другим. Одного за другим. Успеваешь подумать об Эйлин: «Интересно, они уже забрали ее или нет?». Видишь, как зеленый луч пронзает твоего соседа. Он улыбается. Смотрит на далекий внеземной корабль и улыбается. Луч исчезает, и сосед исчезает вместе с ним. Делаешь шаг вперед. Чувствуешь щебень под ногами. Вдыхаешь ночную прохладу полной грудью. И никакого страха. Никаких сомнений. Инопланетный корабль зависает прямо над твоей головой. Зеленый луч вырывается из его брюха. Пронзает тебя. Тело сковывает немота. Свет меркнет. Сознание тонет в туманном забвении. Глаза закрываются (или же это мир закрывается для твоих глаз?). Ты поднимаешься на борт. Ничего не чувствуешь, но знаешь, что это так. Время растягивается, как резина. Долгое, бесконечное время. И даже мысли какие-то заторможенные. Слова, воспоминания – все двигается, как в замедленном фильме…

Толчок. Чувствуешь под ногами твердую опору и открываешь глаза.

– Это великолепно! – говорит тебе сосед. Соглашаешься с ним. Смотришь по сторонам. Ничего особенного. Корабль, как корабль. Может быть, лет через сто вы бы и сами начали строить такие, осваивая Луну, Марс, Юпитер. Зеленый луч вспыхивает, перенося на борт еще одного соседа. Он озирается по сторонам, широко открыв глаза. Наверное, ты был таким же минуту назад: счастливым, зачарованным, пораженным… – Интересно, кто управляет этой штуковиной? – говорит сосед.

– Откуда я знаю, – говоришь ты. Снова вспыхивает зеленый луч.

– Слава богу, успела! – говорит запыхавшаяся женщина.

– Пойдем, поищем экипаж, – говорит сосед. Еще один луч вспыхивает где-то рядом. Проталкиваешься сквозь толпы знакомых лиц. Видишь дверь и надпись желтыми буквами на электронном табло над ней: «Не открывать, пока не окончена посадка».

– Подожди, – говоришь соседу.

– Да чего ждать-то?! – разводит он руками. Показываешь ему на табло над дверью. – И что?! – спрашивает сосед.

– Может, это не просто так, – говоришь ты.

– Да брось ты.

– Стой! – Ты хватаешь его за руку. – А что если как только мы откроем эту дверь, то кто-то из тех, кто еще не перебрался на бор, погибнет? – Сосед пожимает плечами. – Или же погибнем мы все, – говоришь ты. Сосед хмурится. Смотрит недовольно на электронное табло и тяжело вздыхает.

– Ну, ладно. Давай подождем.

Луч все еще мелькает, перенося на борт жителей твоей улицы. Десять, двадцать, тридцать раз… Сосед потирает руки и готовится открыть дверь. Корабль вздрагивает. Электронное табло над дверью меняет надпись. Теперь желтые буквы говорят: «Во время полета не открывать». Собравшиеся люди тихо перешептываются.

– Интересно, куда мы летим? – говорит сосед. Гул заглушает его голос. Уши закладывает. «Все будет хорошо, – думаешь ты, смотришь на собравшихся людей и понимаешь, что они думают о том же». – Все будет хорошо! – кричит тебе сосед, показывая поднятый вверх большой палец. Ты киваешь ему. Он улыбается. Широкая, счастливая улыбка от уха до уха на толстом лице. Но гул усиливается. Проникает в мозг и, кажется, что еще мгновение и из ушей потечет кровь. Еще мгновение… Еще… Тишина. Даже как-то не по себе. Но это всего лишь оглохшие уши. Звуки медленно возвращаются. «Выход», – загораются желтые буквы на электронном табло над дверью. – Так! Теперь бы понять, куда нажать! – говорит сосед. Подходит к двери, ищет ручку или электронный замок. Но ничего нет. Дверь открывается сама. Сосед оборачивается к тебе и пожимает плечами. – Ну, что, пойдем, посмотрим? – говорит он.

– Пойдем, – отвечаешь ты, и вы выходите.

Вспышки. Они повсюду. Гигантский корабль, на который вы прилетели, распускается, словно цветок, жизнь которого наблюдаешь изнутри.

– Он что, живой? – спрашивает сосед.

– Не будь дураком, Блейз, – говоришь ему ты. Кто-то кричит, что это чудо. Кто-то читает благодарственные молитвы своим богам. Гигантский корабль принимает все новые и новые корабли-шлюпки, из которых выходят жители твоего города и окрестностей. Джили, Рендер, Сэнди, Мартон, Бестер, Карвин, Дейдра, Фиона – все, кого ты знал и с кем встречался почти каждый день, здесь. Снова вспоминаешь Эйлин, бродишь среди восторженных многотысячных толп и пытаешься найти ту, с кем готов был прожить одну из своих генетических жизней. «Знаешь, Хасан, – сказал тебе как-то Блейз, – ты самый странный сосед, из всех, кого я знаю». «Судьбу не выбираешь», – оказал ему ты, или же одна из твоих генетических личностей. Иногда они обозначали свое присутствие настолько внезапно, что ты какое-то время не мог сообразить, чья память сейчас говорит твоими устами: твоя или же твоих прошлых жизней. Жизней, которые никогда не принадлежали тебе, но всегда были твоей неизменной частью. Врачи назвали это «Феномен реинкарнации». Правда, вначале был более простой диагноз – шизофрения и раздвоение личности. Но личность у тебя всегда была одна, поэтому раздвоение пришлось исключить, как впрочем, и шизофрению, но только чуть позже. Один умник из местной больницы три долгих года кормил тебя амиталом и прочими барбитуратами среднего и короткого время действия, но в итоге решил, что это не помогает. «Ты безнадежно болен», – сказал он и посоветовал смириться с этим. И ты смирился. Но люди, которые окружали тебя, не смогли. Их пугали твои внезапные воспоминания, настораживали, и они заставляли тебя продолжать лечение, не оставлять попытки исправить это. Но исправлять было нечего. «Это всего лишь твоя генетическая память», – сказал тебе седой профессор, закончив проводить тесты и анализы, которым, казалось, не будет конца. Он сказал, что это как наследуемые черты лица, только в твоем случае это еще и память. «Никто ведь не считает особенным тех, кто наследует длинный нос или большие уши?! – смеялся профессор. – Вот и ты нечто подобное». Ты поблагодарил его за проделанную работу и вернулся в свой город, а через год он выслал тебе свою книгу с автографом и благодарностью. Оказывается, ему даже присудили несколько наград в научной литературе за работу, в которой он попытался раскрыть твой феномен. Какое-то время даже пресса проявляла к тебе интерес.