Владимир Покровский - Метаморфоза

Вот он, я вижу его - бесшумная маленькая тень, мелькающая над крышами. Совсем близко. Официалы не обязаны разбираться в средствах и приемах ухода от преследования, поскольку уходить от преследования в их профессиональные функции не входит. Но уж раз у тебя есть побочные занятия, учитывай, дорогой, будь ты хоть трижды официал, хоть самый официальный из официальных, что догонять тебя выпадет когда-нибудь человеку, который знает тактику погони и, по крайней мере теоретически, разбирается в средствах убега и догоняния. Надо учитывать, что таким человеком может оказаться и куафер.

Мне его жаль, этого Мурурову. Мне всегда жаль тех, у которых я выигрываю, потому что прекрасно представлю себе, какие при поражении возникают неприятные ощущения - потому что очень проигрывать не люблю.

А жалеть никого нельзя - так учили меня мастера победы. Жалеть - значит недооценивать и, следовательно, рисковать. А я пожалел.

Выскакивают неизвестно откуда, я их и не заметил сначала, штук пять вегиклов, причем таких очень серьезных, приспособленных и к погоням, и к маневрам воздушным, и, надо полагать, к битвам. Выскакивают, окружают и, уж конечно, без предупреждения принимаются жечь воздух своими скварками в непосредственной близости от "Бисектора".

- Извини, хозяин, придется тебе другой вегикл покупать, - бормочу я себе под нос, выделывая головокружительные фигуры, которые так любил во времена тренинга, которые ни в одном учебнике не указаны и за которые, как предупреждали меня в свое время знающие пилоты, следует сразу же человека дисквалифицировать и не подпускать в дальнейшем на километр к транспортным средствам сложнее велосипеда. Но во времена тренинга никто не старался меня снять из тяжелого скварка за нарушение уставных маневров, к тому же те маневры проводились днем и над специальными полигонами.

На полной скорости я лавирую между домами, едва уклоняясь от антенн, энергоприемников и невозмутимых пластиковых сирена-герольдов, которых здесь понатыкано со щедростью, излишней даже для осадного положения. Зуммер тревоги, вмонтированный в "Бисектор" прямо над моей головой, верещит непрестанно, извещая меня о большой вероятности столкновения - это я люблю. Чьи-то крики раздаются снизу и, по-моему, сверху - впрочем, я почти сразу потерял представление о том, где верх, а где низ. Я то взмываю свечкой, то зависаю в полуметре от дорожного покрытия, то брею дома, то вытанцовываю что-то несусветное на уровне облаков. Автоматика не рассчитана на подобное обращение с одной из самых модных машин и начинает мешать мне в той же степени, что и нападающие. После недолгих колебаний (все-таки ночь) я не выдерживаю и отключаю ее, оставив работать только блок слежения за Муруровой. У меня даже достает времени кинуть взгляд на экран - официал где-то рядом, ему, видите ли, интересно, что будет со мной. Мне, впрочем, тоже.

Пять нападающих есть пять нападающих, и надежды уйти от них призрачны. Это я хорошо понимаю, я вовсе не рассчитываю обмануть их своим умением нарушать "Наставление по производству атмосферных фигур на средствах общего и специального транспортажа". Мне, конечно, хочется еще и пожить, но, как известно, не все наши желания выполнимы. И все же, пусть без всякой надежды, я пытаюсь выкарабкаться, я решаю перейти к действиям более активным. Для начала определяю ближайшего противника и, накручивая неправильной формы спираль, устремляюсь к нему. Тот, как водится, открывает огонь, что глупо, потому что попасть в меня можно только при очень большом везении. За пультом - явно профессионал, так как время на стрельбу он тратит минимальное; он очень быстро прекращает это занятие, предоставляя стрелять другим (что они и делают с великим энтузиазмом), а сам вдруг проваливается вниз.

Кривая погони! Да еще с такой спиралью, какую закручиваю я, безо всякой пощады издеваясь над своим организмом. И, заметьте, ребята, - без автоматики! За мной роем несутся убийцы, с перепугу мне кажется, что их куда больше, чем было вначале. Жертва моя делает то, на что я втайне надеялся, - прижимается к крыше высокого дома. Теперь меня может спасти только память рук - помнится, на тренингах я автоматически проделывал такие фокусы, который хочу продемонстрировать.

Во всех окнах сияет свет, свет полыхает вокруг меня в воздухе, сжигаемом методически и с профессиональной бездумностью - кажется чудом, что я до сих пор не напоролся ни на один луч. Но это чудо мне дается с трудом. Я освещен, и все вокруг меня освещено тоже. По немыслимой кривой я опускаюсь к своей жертве, зажав в зубах носовой платок, чтобы не раскрошить их. В следующий раз, клянусь я себе, никогда не выйду на улицу без хорошего скварка или, по крайности, фикс-ружья.

И вот прошла невероятно долгая секунда падения, я на миг расслабляю пальцы, затем с яростью концертного пианиста принимаюсь исполнять на пульте виртуознейшую из воздушных пьес. Я сужаю спираль над крышей, на которой укрылся преследуемый, он приподнимается, чтобы не потерять меня из виду, и тогда я протискиваюсь с диким скрежетом в мизерную щель между брюхом его машины и крышей, бешено при этом крутясь и подскакивая. Хорошая машина "Бисектор". И знающие люди мне говорили, и сам подтвержу.

Противник еще ничего не понял, тут обязателен шок, он, наверное, только еще поднял брови, собираясь удивиться безмерно (факелы света исчезли, в своего нападающие не стали стрелять - это жаль), как его двигатель уже оказался безнадежно испорчен моей изрядно помятой крышей, а я уже выпархиваю из-под него, уже падаю вдоль стены, уже вдоль другой поднимаюсь, мимо сияющих окон и людей, застывших в тревоге и ожидании битва битв! Он еще на крышу медленно спускается, когда рыло моего "Бисектора" появляется с другой стороны и мнет водосток, и он, наверное, вскидывает свой скварк (что-то такое я уловил глазом, какой-то всплеск движения в темном салоне), когда я проскальзываю рядом с ним и легонько толкаю его задним бампером - совсем легонько, но достаточно для того, чтобы столкнуть вниз, и, стремительно набирая скорость, мы мчимся с ним в разные стороны: я к небу, а он к земле. И я совсем не уверен, что его ожидает мягкое приземление.

Хороший спектакль.

Но, друзья мои, гидра зла бессмертна, как всегда. Надо мной уже роятся другие машины. Их теперь не четыре и даже не десять, и похоже, они пристрелялись ко мне: еле удается выдраться из перекрестья многих лучей.

И я устал. Я уже думаю, что пора опускаться, а там будь что будет может быть, все-таки успею выскочить, прежде чем сожгут мой вегикл.

Чувствую, всем телом чувствую приближение последней секунды, внизу ни одного укрытия, ни одной арки, куда можно было бы скользнуть незаметно и переждать, хотя... что там пережидать? Чтобы дать себе передышку, свечкой взмываю в черное небо, опять каким-то чудом, уже и мне непонятным, увернувшись от бокового пучка.