Дмитрий Перовский - Конкурс-семинар «Креатив»: Безумные миры

Луч света преодолел расстояние полутора сотен миллионов верст, через бездны холодного космоса и перистые облака в атмосфере планеты, чтобы упасть на блестящую лысину спящего человека.

— Микола!

— Ммм…

— От ведь леший, опять с вечера набралси… Портяны по всей горнице, штаны на канделябре… А накурил-то — топор втыкай! Микола, сучий потрох, кому сказала, вставай!

Дородная тетка, пышущая решимостью жены и обстоятельностью прислуги, неласково пнула в бок спящего, на что получила очередное мычание. Будильщица, бормоча проклятия, потянулась за метлой.

— Тьфу, Марфа, ядри тя семь деревень, ну че стряслося? — перехватив веник у самого лба, проворчал Микола.

— Я хто, оракула? С княжьего двора мальца прислали, може у светлости колики, а може встал не с той конешности. Кличуть к себе, а како надобность — мине не докладали, чином не вышла.

— М-м-ф-ф, — лысый мужик сел на полатях, спустив босые ноги на дощатый пол. Луч света ударил в глаз. Микола покривился, почесался, засопел.

— И не проси, — собирая раскиданную одежду, строго сказала Марфа, — на опохмел поимеешь токмо квас.

— Ин вино веритас, — хрипло возразил мужик.

— Интеллигенти паука, вариетас дилектат [1] авт. перевод: «Истина в вине» — «Для понимающего достаточно и немногого, разнообразие доставляет удовольствие» (лат.) . — ответствовала тетка.

— Научил на свою голову, — беззлобно ощерился Микола и щипнул умницу за мягкое место.

Бабий визг, звон затрещины, радостный хохот, непонятная возня — вот и все, что услышал княжий посыльный из-за двери. Не то, чтобы он был робкого десятка, но слухи о колдуне ходили всякие, поэтому парень сунул меж зубов ремень, дабы скрыть стук их друг о дружку. В таком нелепом виде и застала его через некоторое время тетка Марфа, вышедшая из колдовского спаленка раскрасневшаяся, оправляющая юбку.

— Садись, княжий глас, за стол, — усмехнулась она, — гляжу и ты голодный…

Ухватив из печи чугунок, домоправительница ловко перенесла его на божью длань, присовокупила лохани с ложками на двоих едоков, черпаком наполнила деревянные тарели кашей, исходившей аппетитно пахучим парком. Под появление хлеба, соленых огурчиков и лука у посыльного всплыла окаянная мысль: «Иные бегуть к княже на зов лапотки теряя, а колдун крут — тока опосля обеда!» Себя к подобной крутости паренек не причислял, поэтому, несмотря на скоромный утренник, слюна не глоталась.

Микола Селянин явился без должной таинственности, в простонародной расхристанной помятости. Уселся на лавку, заграбастал со стола ендову с огурцами и долго пил из нее рассол, показывая ходящим по горлу кадыком направление к желудку. Наконец он довольно крякнул, отер рыжий ус ладонью и воззрился красными щурящимися глазами на паренька.

— Как кличуть? — хрипло поинтересовался он у посыльного.

— Ме-меня? Егоркой, ага, о так от… — выплевывая жеваную сыромять ремня, отозвался гонец.

— Оч приятно, Микола. Однакось я антересовалси другим: князь в здраве, или удручен, споро, али так, без спеху надобность?

— А-а, я ж, это — тфф, — развел руками Егорка, единовременно пожимая плечами.

— Ясно, — кивнул головой колдун, хрустнул выловленным огурцом и меланхолично стал его пережевывать, уставясь мутным взглядом на стену, где во множестве кучерявились выведенные углем загадочные письмена.

— А ты кушай, сынка, кушай, — пригладила непослушные вихры посыльного сердобольная Марфа. Чтобы уважить тетку, гонец стал ковырять кашу, не спуская глаз с начавшего бормотать колдуна. «Стал быть это, ага… Логарифмус… Вот же, зараза, в сферу Шнельдера не вписыватся… А ежели мы маненько знаковость обменяем? А ежели нас расплющит? Не фендипоперно как-то… Похмелиться тож не худо бы». Крутизна колдуна росла в сознании посыльного, как на дрожжах.

— Микола, кончай в цыфири зенки таращить, князь заждалси поди! — огласила застолье суровая домоправительница.

— Ммм, да, пожалуй… — задумчиво кивнул, сверкнув лысиной, Микола. — Пожалуй, што от князя польза буде! Айда, малец, под светлы очи!

День выдался погожим. Солнышко светило ласково, отрабатывая барщину за стоявшее неделю слякотное ненастье, куры квохтали, гуси гоготали, разминавшаяся дружина ладно стучала деревянными мечами, а дворовые девки, наблюдая за голыми по пояс младыми воями, стыдливо перешептывались и смеялись. Князь Гордей, облокотившись на перильца, чистил куском репы зубы и с мрачной миной на лице слушал хриплый кашель, доносившийся из оконца гостевой палаты. Погода, конечно, радовала, но огорчали дипломатические проблемы.

Гостевая дверь отворилась, и на галерею вышел из палаты Микола Селянин, придворный колдун. Вслед него выскочил в рясе и остроконечном клобуке ученый советник заморского посла, тыкая в колдуна кривым пальцем.

— Энтфернен зие вом фюрстен дез пфердечирюртен! — выкрикнул он, брызжа слюной.

— Вердамфе вон мейнен ауген… — беззлобно парировал колдун.

— Вас?! [2] авт. перевод: «Не подпускайте к князю коновала!» «Испарись с моих глаз…» «Что?!» (нем.) — вытаращил глаза советник.

— Капуста и квас… — проворчал Микола. — Княже, а може без советчиков буйных?

Гордей вскинул бровь, телоохранник вежливо, но напористо оттеснил несколько опешившего советника обратно в светлицу, затворив за ним дверь.

— Чегой-то он? — спросил князь колдуна.

— А, наплюй — серчает, шо я унирситеты не кончал. И прально отобрал у грамотея барбарейские причиндалы: кровопусканием и пиявками сию хворобу не изгнать.

— Опознал болячку?

— Не без того… — вздохнул колдун. — Княже, мне б чарку, штобы инфузорию не цепануть…

— А-а, эт можно, этого добра навалом… Евхимка, меду тащи, да позабористее!

Осушив поднесенный полулитровый кубок, местное колдовское светило благостно улыбнулось, огладило бороденку, воздело перст к небесам и, размеренно покачивая им, стало объяснять светилу государственному свои соображения на ситуацию.

— У посла, стал быть, частится стук сердешный, пятки вспрели и во рту нагадили коты. Ну, про котов — фигурально выражаясь… Об чем сие намекает? От и я подумал, што девки наши — загляденье, мужеское евстество погнало давление в глубь органона и снесло посольску крышу. Хотел уж я выписать ему хороший променад, как вдруг, опаньки, а он, посол-то, закашлялси… Э, смекетил я, туточки проблемматикус заковыристее — гриппин с сопутствующим синдромоном Туретта.

— Излечимо? — озабоченно спросил князь.

Колдун важно замолчал, воздев очи к перекрытию галереи.

— Не томи, Селянин, сказывай, как есть, но учти — плохую правду не приму, для мирового сообчества большой дарун выйдет, ежели он туточки окочурится — застращают.