Алексей Притуляк - Варнак

Сорок с небольшим километров до Михайловска шёл почти пять дней, петляя по полям и рощам, подальше от дорог и деревень. Возле Ясеневки какой-то сумасшедший мужик с двустволкой устроил на него настоящую охоту. То ли с голоду уже помирал и решил полюдоедствовать, то ли просто головой тронулся от обстоятельств. Гнал Перевалова часа четыре, паля то в воздух, то вслед. А потом взял и застрелился. Виталий Георгиевич вернулся к нему, подобрал ружьё с последним оставшимся патроном.

В Михайловск войти так и не сумел. На карьерах встретил передовой отряд «пионеров». Те его взяли. Узнав, что он врач, убивать не стали.

Несколько дней он мотался с ними в качестве пленника и штатного доктора по окрестностям Михайловска, по всем деревням, где «пионеры» выискивали скотину и живых. Жилось им, кажется, неплохо. Во всяком случае, еды хватало. Потом они решились войти в Михайловск. Перевалов отговаривал Хана идти в город — в сёлах еды больше, говорил он, и вода есть, а в городе сейчас тяжко. Но у Хана были свои планы, не стал он слушать доктора. Хан молодец, конечно, держит мальцов в строгости, не даёт им погибнуть от их мальчишеской дури, от голода и болезни. Молодец. Но молод слишком, неопытен ещё, не всегда хватает у него ума правильно сориентироваться в обстановке. Перевалов помогал, как мог. У Хана хватало ума прислушиваться, не пороть горячку и не настаивать на своём, из глупого юношеского упрямства. В общем, у мальчишек были все шансы выжить.

— Угу, — усмехнулся Пастырь, кивая. — Хан — спаситель. Христос. Аллах акбар, вернее.

— Да, спаситель, — произнес Перевалов. — Для них он и впрямь спаситель, напрасно иронизируете Пётр Сергеевич. Вы ведь не знаете того, что знаю я.

— Ну-ну…

— Кстати, вы человек бывалый, толковый, сильный. От вашего содействия мальчишкам будет великая польза. Хотите, я поговорю с Ханом? А со временем вы могли бы занять его место. Мы бы с вами такую республику ШКИД построили!

Пастырь удивлённо взглянул на доктора. Тот, кажется, говорил на полном серьёзе. Смотрел на варнака вопросительно, ждал ответа.

Потом, видать, понял всё по Пастыреву взгляду, кивнул. Продолжал.

Вошли в город, оккупировали вокзал, начали обустраиваться. Виталий Георгиевич просил Хана, чтобы отпустил его сходить к Елене, узнать хоть, как она там. Не отпустил. Но позволил в сопровождении группы наведаться в больницу. Там, возле своего кабинета он и нашёл Елену. С трудом узнал — видать, она не меньше, чем за неделю до этого умерла. Хотел похоронить, но пацаны не дали — обещали прикончить, если хотя бы подойдёт к трупу.

В общем, посадили его в эту вот клетку. Не доверяет Хан, сомневается, что не захочет доктор свободы. Хотя тот беседовал с вожаком по душам пару раз, объяснил, что целиком и полностью на его стороне.

— Вот, значит как? — прищурился Пастырь.

Лекарь пожал плечами.

— Нужно реально смотреть на вещи, Пётр Сергеевич. Всё изменилось. Жизнь рухнула. Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране. Нет ни правительства, ни полиции, ни прав, ни законов… Закон теперь один — кто смел, тот и съел.

И хохотнул над своей последней фразой, добавил:

— В буквальном таки смысле!

— И ты, значит, решил прибиться к «сильнейшему» — не улыбнулся Пастырь.

— Да. Выживаю, уж простите. Идти мне некуда. И незачем. Да и детей без присмотра оставлять нельзя. Они же погибнут. А это — будущее страны.

— Хреновое же у неё будущее, — покачал головой Пастырь.

— Другого — нет, — пожал плечами док. — Что посеяли, то и жнём.

— Угу…

Первые недели жилось хорошо. Была в запасе свинья, были куры, много муки и крупы. Водоканал сразу забрали себе, как советовал Перевалов, и поставили там постоянную охрану.

Потом оказалось, что город разграблен практически до нуля, что еды в нём нет никакой. А запасы таяли, потому что мальчишки, несмотря на призывы доктора, ни в чём себе не отказывали — ели вдоволь. Скоро остались одна мука да немного гречки с овсянкой. Пару раз повезло подбить собак… Доктор настойчиво предлагал Хану уйти из города — подальше, в деревню, до которой ещё не добрались горожане, не разграбили. Но у Хана были свои планы, он жаждал быть в центре, а не на периферии…

Однажды поймали караульных с водоканала на том, что они ели человечину — застрелили какого-то мужика, осмелившегося сунуться ночью за водой. Так и началось.

С тех пор появилась у Перевалова работа — осмотр и разделка убитых. Сами пацаны боялись этим заниматься — тошнило их.

— Странные они, — улыбнулся док. — Смешные мальчишки. Убить — это легко, а руку отрубить — бледнеют сразу и чуть не плачут. Хан уж и смертью грозил — бесполезно. Ну, я тогда… Я же хирург, что мне…

— Вызвался в мясники, в общем, — гадливо покосился на доктора Пастырь.

— В мясники? — хохотнул Перевалов. — Ну, получается вроде того… Да полноте, Пётр Сергеевич, не кривитесь вы так. Вы всё от старых представлений о жизни, о порядочности, человечности и чести отойти не можете. А ничего этого нет давно. Всегда ли был человек таким, каким вы его привыкли представлять? Да нет конечно! Жрали друг друга за милую душу! И в двадцать первом веке жрали, мумба-юмба там всякие; да и не только они. Это когда человек мало-мальски лучше жить начинал, так становился он гуманным. В кавычках, конечно. А как только прижимало, так опять озверевал и готов был на всё, лишь бы жизнёшку свою ненужную сохранить. Вспомните историю-то, учили небось.

— Складно чешешь, — покачал головой Пастырь. — И что? Не тянет из клетки, на волю-то?

— А что там делать? Какая воля, помилуйте! Променять одну клетку на другую призываете?

— Ясно… Так, значит, и будешь людей разделывать, пока самого не сожрут? А сам-то, небось, тоже пробовал? Человечинку.

— Можете меня убить, — упрямо дёрнул подбородком Перевалов.

— Могу, конечно, — усмехнулся Пастырь. — И даже должен, по идее, согласись.

Мясник устало пожал плечами, отвернулся.

— Угу, — покачал головой варнак. — Угу… Ну ладно, стало быть. Будем думать, что с тобой делать, работник пищепрома ты наш, туда тебя в заднюю дверь.

Доктор усмехнулся.

— Вы бы о себе подумали лучше, — ответил не без сарказма. — А то ведь у вас сейчас все шансы попасть к, как вы изволили выразиться, мяснику. В эту клетку никого просто так не садят. Вас, можно сказать, на первичный осмотр привели, хе-хе…

И, улыбнувшись, успокоил:

— Но вы не бойтесь, Пётр Сергеевич. Не всё сразу. Наркоза пока ещё хватает… Крови, правда, нет, сами понимаете. Но вы мужчина крепкий, а я, в свою очередь, постараюсь минимизировать потерю крови… В общем, сначала ампутация рук, потом — ноги. Так что поживёте ещё.

Тут за Переваловым пришли. Ведро открыл дверь, поморгал глазами на распухшую физиономию доктора, произнёс «Ни х** себе!» Потом махнул: на выход! Доктор закивал мелко, улыбнулся, бросил быстрый взгляд на варнака. Ушёл.