Аркадий Стругацкий - Том 7. 1973-1978

-- Ай-яй-яй-яй-я-а-ай! -- взвыл в ужасе Спиха латиноамериканским голосом.

-- Вр-р-решь! -- прорычал Андрей Т.

Мутные пенистые валы тщились опрокинуть и утопить его, но он неудержимо рвался вперед, похожий теперь уже не на Валерия Борзова, а на скоростной скутер, идущий на редане.

Потом дно ушло у него из-под ног, он бросил на произвол судьбы боевой штатив, поднял Спиридона повыше над головой и поплыл. Он отчаянно работал ногами и отчаянно загребал правой рукой, он ничего не видел сквозь бурлящую пену и клубящийся пар, в ушах стоял рев волн, прорезаемый отчаянным свистом Спиридона, а он все загребал правой и отрабатывал ногами, загребал и отрабатывал, загребал и отрабатывал целую вечность, пока не врезался в противоположную стенку бассейна с такой силой, что загудело во всем теле от травмированной макушки до самых пяток.

Через минуту он стоял наверху, на сухом полу, выложенном черным и белым кафелем. Он стоял и пошатывался от пережитых волнений, с него текло, он все еще держал своего Спиридона высоко над головой и с тупым интересом смотрел, как вода в бассейне, по-прежнему пенясь и исходя паром, всплескивается, закручивается в воронки и со скворчанием уходит в невидимые трубы. И вот уже обнажилось дно, и снова появилось на свет неопрятное тряпье вперемежку с ржавым хламом, только теперь среди всех этих старых штанов и костей сиротливо блестел под лампами дневного света боевой штатив для фотоаппарата.

-- Всего не спасешь, верно? -- произнес незнакомый голос.

Тут только Андрей Т. обнаружил рядом с собой некоего дядю. Был этот дядя в комбинезоне с лямками на голое загорелое тело, отличался изрядным ростом и чем-то очень напоминал соседа по лестничной площадке по прозвищу Конь Кобылыч. Голос у него был низкий и приятный, и смотрел он на Андрея Т. ласково и приветливо.

-- Хорошо еще, что сам жив остался, -- продолжал он. -- А ну, раздевайся, давай обсушимся, да и подзаправиться не мешает...

Он в два счета освободил Андрея от мокрой одежды, быстро и ловко развесил все на горячих трубах парового отопления и набросил Андрею на голые плечи огромное теплое мохнатое полотенце.

-- Смельчак, смельчак... -- приговаривал он при этом. -- Если можно так выразиться, рыцарь без страха и упрека... Молодец, ничего не скажешь...

Он усадил Андрея за уютный столик у стены, быстро и ловко выставил на скатерть большой кипящий чайник, пузатый заварочный чайник и цветастую чашку с блюдцем, затем присел к столику и сам.

-- В здешних палестинах так нельзя, -- говорил он с ласковой укоризною. -- Здесь головой надобно работать, головой. А вы все ногами норовите, ногами. Вот и хватили шилом патоки. Не-ет, не зная броду, не суйся в воду. А то ведь дурная голова покоя ногам не даст, нипочем не даст. Уж поверьте мне, кривой-то дорожкой ближе напрямик.

Андрей Т. слушал и давался диву, а между тем уже отхлебывал из цветастой чашки крепкий чай с молоком и поедал нечто белое, пухлое, очень вкусное, в обычной жизни почти не бывающее, надо полагать -калач.

-- Вы, мой огурчик, вступили в дело опасное и безнадежное, -продолжал новоявленный Конь Кобылыч. -- Вы и понятия не имеете, куда вас несет. Вот миновали вы воду. Хорошо. Даже превосходно. А огонь? А медные трубы? Об этом вы подумали, луковка вы моя сахарная? А знаете ли вы, сколько таких вот овощей и фруктов, вроде вас, приходилось мне извлекать со дна -- бездыханными, помидорчик вы мой, бездыханными и неподвижными?! Положим, что вам своей головы не жаль. Ну а о маме вы подумали? Подумали о мамочке своей? Не подумали. По глазам вижу, что не подумали, капустка вы моя белокочанная! А об отце?

Все тот же огромный четырнадцатилетний опыт подсказывал Андрею, что подобные аргументы старших следует переносить молча и с наивозможно виноватым видом. Тем не менее Андрей Т. поставил чашку и произнес с достоинством:

-- Собственно, я ведь...

-- Не подумали! -- гаркнул Конь Кобылыч и подлил ему горячего из чайника и молочника. -- Об отце вы тоже не подумали!

-- Но ведь Генка...

Конь Кобылыч воздел руки над головой.

-- Ну разумеется -- Генка! -- с горестной усмешкой воскликнул он. -- Генка -- прежде всего! Юбер аллес, если можно так выразиться. А мать пусть рвет на себе волосы и валяется в беспамятстве! А отец пусть скрипит зубами от горя и слепнет от скупых мужских слез! Пусть! Главное, конечно, -- это Генка!

Тут Спиридон, стоявший до того тихонько на краю стола, внезапно запел:

Конь Кобылыч протянул руку, щелкнул верньером и поставил Спиридона под стол.

-- Генка -- только о нем мы и думаем днем и ночью, -- горестно продолжал он. -- Для него мы совершаем геройские подвиги вместо того, чтобы лишний раз взять в руки учебник по литературе. Дурака Генку спасать -- вот это подвиг и ура, это не то что постараться на твердую четверку по литературе выползти... Как же -- Генка!

Андрей Т. насупился. Конь Кобылыч при всем своем гостеприимстве и прочих приятных качествах был пустой болтун и больше ничего. Андрея так и подмывало повернуться к нему спиной и засвистеть маршик из "Моста через реку Квай". Все, что он говорил о родителях и о Генке, было глупо и несправедливо. Есть вещи, которые нельзя не делать несмотря ни на что. Например, люди идут сражаться за Родину. Или погибают, спасая женщин и детей. Или летят в Космос. Да мало ли еще? И нечего приплетать сюда родителей и тем более тройки по литературе. И нечего выключать Спиридона.

Андрей Т. решительно отодвинул чашку и встал.

-- Спасибо, -- сказал он. -- Мне пора.

Конь Кобылыч приятно улыбнулся.

-- Подкрепились? -- осведомился он умильно.

-- Подкрепился. Спасибо, -- ответствовал Андрей Т.

-- Пообсохли?

-- Пообсох. Спасибо.

-- Самочувствие нормальное?

-- Нормальное.

-- Ну, будем одеваться, когда так.

Андрей Т. принялся одеваться. Ему хотелось поскорее уйти, и ему была неприятна близость Коня Кобылыча, а тот вертелся вокруг и помогал натягивать, зашнуровывать, застегивать и одергивать. Когда они застегну-ли последнюю "молнию" (на лыжной куртке, до повязки на горле), он отступил на шаг, полюбовался и сказал:

-- Вот и ладненько. А теперь домой, к мамочке.

"Фиг тебе -- к мамочке!" -- злорадно подумал Андрей Т. Он достал из-под стола Спиридона и взглянул на светящийся циферблат на стене. Двадцать три ноль три.

-- До свидания, -- сказал он и направился к дверному проему.

-- Куда же вы? -- вскричал Конь Кобылыч. -- Вам не туда! Вам обратно!

-- Туда, туда, -- успокоительно сказал ему Андрей Т., не останавливаясь. -- Туда и не мимо!

-- А как же мама? -- вопил вслед Конь Кобылыч. -- А медные трубы? Вы забыли про медные трубы!

Но Андрей Т. больше не откликался. Он на ходу повернул верньер до щелчка, и Спидлец немедленно взвыл: "Мы с милым расставалися, клялись в любви своей..."