Николай Полунин - Коридор огней меж двух зеркал

-- Он ездил в город и звонил по телефону... Ну, вы перестанете наконец трястись? Я не намерен шуметь на всю округу. Вы размазня.

-- Мне холодно. Я обычный человек.

-- Вот именно. -- Картонный помолчал. -- Если сегодня не будет ничего нового, приступаем к активным действиям...

-- Сегодня он собирался в Брюкк.

-- Это хорошо. Ваша задача -- быть рядом, вы можете понадобиться. Мы не намерены вступать с ним в прямой контакт, он, в отличие от вас, человек не обычный... Как себя ведет хозяин?

-- Нормально. Нет, погодите. Послушайте, вы бы видели сами...

-- Все. Идите, уже светает. Следующий контакт -- в пятнадцать часов. В непредвиденной ситуации -- вы знаете что.

Хлопнула дверце. В туманной мути прорисовалась на миг человеческая фигура -- и канула в белесую стену. Звук шагов. Выкатился из-под подошвы камень. Стихло. Через минуту двигатель автомобиля вновь включился, прошуршали колеса, машина ушла.

Выждав для верности еще пять минут, Питер выбрался из купы вереска в полусотне шагов выше по склону. Свитер и брюки на нем были хоть выжми, липли к телу. Он содрал с себя наушники, отделил приклад от своего "блюдца", уложил все в чемоданчик и спрятал обратно в куст. Оставил себе только маленькую черную коробочку со скругленными углами, запихнул в карман брюк. Потом, переваливаясь на затекших ногах, заспешил в ту же сторону, куда скрылась фигура перед ним, только забирая вправо, чтобы подойти к дому с другой стороны.

К старой ферме, где теперь устроен был сиротский приют учителя Эдгара, вел проселок, по которому если и ездили, то редко. Сквозь гравий тут и там проросла трава. Дом был двухэтажный, красного кирпича, во дворе сарай и просевший хлев. Питер не стал заезжать внутрь ограды из посеревших от времени жердей, оставил машину у низких ворот. Покосился на клоки колючей проволоки -- впрочем, слишком старые и ржавые, наверняка оставшиеся от прежних времен.

Пройдя по пустынному двору, поднялся на каменное крыльцо и тотчас же резко обернулся, заметив голову, убравшуюся за растворенную дверь сарая. Голова была наполовину острижена, наполовину патлата, и с остриженной стороны торчало ухо, -- но это Питер рассмотрел как следует, лишь подойдя к сараю и заглянув за дощатую дверь. Полустриженый стоял в темной глубине сарая и напряженно смотрел, лет ему было не больше десяти. Потом приложил палец к губам, и Питер остался на месте, чтобы не спугнуть его и других. Они сидели спиной к входу, у дальней стены, а на столе, которым служил перевернутый ящик, перед ними горели две свечи. Девочка с косами взяла две прямоугольные пластинки, оказавшиеся зеркалами, поставила на ребро и расположила так, что свечи оказались внутри зеркал. Повернула -- и Питер увидел через головы замерших детей, как в многократном отражении образовался нескончаемый ряд двойных огоньков, повторяющих себя, уходящих в бесконечность.

-- Здравствуйте, дети.

Зеркала упали, ребятишки разом обернулись, ойкнули при виде незнакомца...

Зеркала упали... нет, не упали. И ребята не ойкнули и не кинулись врассыпную. Девочка спокойно положила одно зеркало на другое, задула свечи. Один за другим они чинно вышли наружу, встали перед Питером. Это были на редкость спокойные и воспитанные дети. И молчаливые на редкость. Каждый смотрел Питеру прямо в глаза, и это в конце концов сделалось не слишком приятно.

-- Здравствуйте, дети, -- повторил он.

-- Здра-а-а...

-- Как тебя зовут? -- обратился Питер к нолустриженому.

-- Его зовут Макс, -- ответила за того девочка с косами. -- А меня Полина.

-- А где же ваш учитель, Полина?

-- Учитель уехал вниз за продуктами. С Теодором и Робертом.

-- Вот как? Они ему всегда помогают?

-- Им просто нужно что-то для себя. А прошлый раз ездили мы с Ольгой. Так, подумал Питер, взрослых больше нет.

-- Ай-яй-яй, -- сказал он, -- а я-то хотел его увидеть. Мы познакомились вчера, он мне оказал одну услугу... Ну, что ж поделаешь. Ребятки, передайте ему от меня вот это -- моя визитная карточка. Питер Вандемир, коммерческий агент. И вот еще что: не дадите ли напиться, такая жара...

Полина молча повернулась и пошла в дом, Питер, которому ничего не оставалось, -- за нею, следом все остальные тою же молчаливой гурьбой. Со стороны это, наверное, выглядело, как если бы они взяли пленного.

А вот в доме любопытного было много. Прямо от двери шел прямой коридор с выходящими в него дверьми комнат, а в конце -- лестница на второй этаж. В коридоре Питера перестали конвоировать, разошлись по своим делам, и за одной из полуоткрытых дверей Питер увидел, например, класс. На рассохшихся столах новехонькие "Джей-Би-Эль" со стереоприставками и всевозможными причиндалами, но стояли они -- заметно -- где вкривь, где вкось. На кухне то же. С дровяной плитой соседствовал "Дин Электрик", комбайн на восемнадцать программ, выпирая боком, с кабелями и шлангами, путающимися под ногами. Интересно, какая у них тут запитка, подумал Питер.

-- Ну спасибо, деточка, -- сказал он, отдавая стакан. Рядом с ним осталась одна Полина. Не глядя, она швырнула стакан в гору посуды в корыте. -- Так ты передай вашему учителю от меня привет и благодарность. Я сегодня вечером уезжаю и, наверное, уже не смогу сам...

У дверей -- Полина провожала его, не отпуская ни на шаг, -- им вновь повстречался полустриженый. У него в руках на этот раз была охапка цветущего вереска, он собирался прошмыгнуть с нею за угол дома.

-- Куда это ты несешь цветы, дружок? -- поймал его Питер за плечо.

-- Брату.

-- Вы тут вдвоем с братом?

-- Его зовут Филипп, -- сообщил Макс и серьезно посмотрел снизу вверх, -- только его здесь нет. Он умер.

-- Очень печально... Когда же это случилось?

-- Давно. Недавно. Мы жили не здесь. -- Он еще подумал. -- Но уже не дома.

Питер не нашелся, что сказать. Погладил мальчишку по голове. Он с удовольствием потолковал бы с Максом, но сзади, как сфинкс, стояла Полина, и к тому же следовало поторапливаться. Он легонько щелкнул в курносый нос, помахал им обоим. Уже из машины, берясь за ключ зажигания, он увидел, как Полина повернулась к глядящему ему вслед полустриженому Максу и ударила того по рукам, так что вересковые веточки с желтыми метелками упали на камни щербатого крыльца.

Бармен обрадовался Питеру, как старому знакомому.

-- Молоко, мистер?

-- Молоко? Конечно. Вот именно. Нет, вы мне налейте граппы. Есть у вас настоящая граппа?

Так. Ну, с учителем-то, слава богу, разминулись, хотя на обратном пути, кажется, еле-еле. Насторожится он все-таки. А может, и нет. Дети. Не люблю молчаливых воспитанных детей, дети должны орать и все время что-нибудь поджигать -- тогда их можно пороть со спокойным сердцем: ребенок здоров и жизнерадостен. Питер достал портмоне, из него -- квадратный прозрачный листок, посмотрел на свет. Листок чуть-чуть подернулся дымчатой пленкой, почти незаметно для глаза. Ерунда, подумал Питер, если не всю жизнь, то неопасно даже для детей. Но факт остается фактом.