Курт Сиодмак - Мозг Донована

Услышав ее приглушенный расстоянием, но полный радостного удивления голос, я вдруг успокоился.

Разговаривали мы недолго. Я пообещал на днях выбраться к ней и повесил трубку.

Прежде всего мне предстояло встретиться с Йокумом, после чего нужно было возвращаться в Аризону и продолжать начатые исследования. Задерживаться в Лос-Анджелесе не имело смысла. Я выяснил, что телепатическая сила мозга не зависит от расстояния, — таким образом, цель моей поездки была выполнена.

Вызвав клерка, я заплатил за номер на день вперед. Затем открыл портфель и рассовал деньги по карманам. Йокум говорил о пяти тысячах долларов, но мог запросить и больше. Мне было все равно, сколько придется заплатить ему. Деньги принадлежали другому, и мне хотелось поскорей избавиться от них.

Я впервые в жизни держал в руках такую уйму наличности, но она не представляла для меня никакой ценности. Мое чувство собственности привыкло ограничиваться пределами моей лаборатории, остальное было заботой Дженис. Она покупала мне костюмы, сорочки, туфли и предметы обихода.

В моем распоряжении оказались пятьдесят тысяч долларов, принадлежавших некоему Роджеру Хиндсу. Существовал ли он на самом деле или его имя было вымыслом Донована, открывшего для себя счет, назначение которого я при всем желании не смог бы разгадать?

Почему Донован велел мне снять пятьдесят тысяч долларов, когда вымогателю требовалось всего только пять?

Положив портфель с оставшимися деньгами в гостиничный сейф, я вышел из отеля.

Интересно, думал я, как Донован обойдется с моим вымогателем? Вероятно, у него был немалый опыт в таких делах. Недаром в газетах писали, что свою блестящую карьеру он построил на силовых методах вытеснения конкурентов и тщательно замаскированных махинациях с контрабандой. В таком случае, этот мелкий шантажист не должен представлять для него серьезной проблемы.

Я вышел на бульвар Голливуд и повернул налево, в сторону центра. Было уже шесть часов, а Донован все еще не дал мне знать о своих намерениях.

Когда я подошел к кафетерию, просторному и людному, как все заведения подобного типа, возведенные в последние несколько лет в Лос-Анджелесе, у меня по-прежнему не было ни малейшего понятия о том, что я скажу Йокуму. Минут пять или шесть я прохаживался у входа, надеясь получить какое-нибудь указание, но сигнала из Аризоны так и не последовало.

Должно быть, мозг заснул, подумалось мне. Что делать? Позвонить Шратту?

— Доктор Кори? — произнес сиплый голос у меня за спиной.

Это был Йокум. Как и утром, он прижимал к груди потертую кожаную папку, и даже при желтоватом свете, падавшем из окон ресторана, я видел, как лихорадочно горят его впалые щеки.

Он подвел меня к обшарпанному автомобилю, припаркованному на стоянке возле кафетерия. На машине был легко запоминающийся калифорнийский номер.

Повернувшись мне, он зашевелил губами — пытался что-то сказать, — но так и не произнес ни единого звука. Судя по всему, у него был туберкулез гортани; болезнь поразила голосовые связки, этим-то и объяснялся его сиплый тенорок, запомнившийся мне еще в нашу первую встречу. Сейчас он слишком волновался и не отдавал себе отчета в том, что я не слышу его.

Я вынул из кармана деньги. Он даже уронил папку — с таким нетерпением выхватил их у меня.

Подняв папку с земли, я открыл ее и увидел пачку завернутых в газету фотографий. В отдельном кармашке лежали три негатива.

Йокум больше не пытался заговорить. Он вскочил в машину, захлопнул дверцу и поднял стекло. Затем ухмыльнулся, оскалив крупные желтые зубы, снова беззвучно пошевелил губами и повернул ключ зажигания.

Дав ему отъехать на приличное расстояние, я сел в стоявшее неподалеку такси. В голове гудело, ощущалась привычная тяжесть: началось воздействие Донована. Срывающимся от волнения голосом я приказал шоферу следовать за обшарпанным желтым кабриолетом с калифорнийским номером — хотя по-прежнему не догадывался о намерениях мозга.

Старенький автомобиль Йокума помчался вниз по бульвару, то и дело выезжая на встречную полосу. Впереди заскрипели тормоза, послышалась чья-то ругань.

— Удивлюсь, если у этого парня не отберут права, — ожесточенно работая рычагом переключения передач, пробормотал таксист.

К тому времени, когда мы вырулили на Лоурел-Каньон, желтый кабриолет уже скрылся из виду. На шоссе Кирквуд, так и не догнав Йокума, я отпустил такси и взобрался на железнодорожную насыпь.

У меня не было никакого плана действий, но он мне и не требовался: все решения принимал Донован. Пройдя по размокшей от недавнего дождя насыпи, я увидел желтую машину Йокума. Она стояла у самого склона небольшого холма, в сотне футов от железнодорожного полотна. Левая передняя дверца была открыта, внутри никого не было. В стороне, между редкими стволами эвкалиптов виднелся ветхий коттедж с покосившейся крышей.

Я подошел к этому строению и заглянул в окно. Посреди захламленной комнаты, в двух шагах от заваленного обрывками фотографий и старыми газетами камина стоял Йокум. В углу лежал наполовину прикрытый дырявым пледом матрац, а рядом стоял кухонный стол с двумя садовыми стульями.

С Йокумом творилось что-то странное. Он аккуратно разложил на полу банкноты и разулся. Сделал несколько неуверенных шагов. Вернулся на прежнее место. И снова пошел вперед, осторожно ступая носками по стодолларовым купюрам.

Так он ходил минуты три или четыре, затем вдруг хлопнул в ладоши, упал на колени и начал горстями подбрасывать в воздух зеленые бумажки. Его руки двигались все быстрее, в глазах разгорался лихорадочный блеск.

Одержимый нервным приступом, он не замечал меня, хотя окно находилось прямо перед ним.

Я открыл дверь. Йокум застыл с поднятыми руками, — однако в следующую секунду опомнился, суетливо собрал разбросанные купюры и прижал их к груди.

Некоторое время мы молчали, в упор глядя друг на друга. Не выпуская денег из рук, он медленно поднялся на ноги и отступил к столу. Его черные волосы сальными прядями падали на лоб. Съехавшая в сторону манишка не прикрывала даже ключиц.

— Что вам нужно — хрипло спросил он.

К нему внезапно вернулся голос — скорее всего от испуга.

— Оставшиеся негативы, — сказал я. — И отпечатки с них.

Йокум отпрянул и забился в угол комнаты.

— Других негативов у меня нет, — пролепетал он.

— Пять тысяч долларов за все, что у вас осталось, — спокойно произнес я.

У него задрожал подбородок, он еще сильнее прижался к стене.

— Десять, — не спуская с меня настороженных глаз, проговорил он.

— Итак, они у вас есть!

Я сделал шаг в его сторону — он тотчас отодвинулся за стол.

На камине лежали обгрызенная курительная трубка и коробок спичек. Я чиркнул одной из них и поднес руку к вороху старых газет и фотографий. Они окутались дымом и загорелись.